Что обычно имеется в виду под аутентичностью? Могут ли белые танцевать, как кубинцы? Для кого предназначен что предполагает проект «Afroholic». Об этом и многом другом мы беседуем с преподавателем «Своей школы» Александром Мещеряковым.
— Как ты пришёл в танцы?
— Это чрезвычайно романтическая истории. Мама отдала меня на танцы где-то в шесть лет. Но через неделю я сказал: «Тётя страшная, кричит, ругается, больше не пойду!»
Год спустя я пошёл в первый класс и там жутко влюбился в девочку по имени Диана Хамадьянова (надеюсь, ей будет приятно). И она сказала: «Саша, мне нужен партнёр, пойдём танцевать!» И тут я был готов делать всё, что угодно. Поэтому смело можно сказать, что в танцы меня привела любовь.
Бальная спортивная карьера продолжалась где-то лет до двадцати, потом она благополучно закончилась. А танцевать я любил. Поэтому открыл хобби-класс. Год мы танцевали там ча-ча-ча. А потом в Интернете начались всякие непонятные ролики.
Это был, наверное, 2007 или 2008 год. Ролики назывались «сальса». Мы скачали шесть папок СуперМарио [1] и начали их учить. После того, как выучили, стали искать новые. И среди них попадалась сальса, которую нельзя было понять. Вообще непонятно, что делают, танцуют как-то не в линию, а в круг…
Тогда мы продолжили искать: поехали с моим учеником в Москву, нашли людей… Ну, и всё…
Познакомившись с кубинцами и афро-кубинским направлением, я вернулся в Астрахань и сказал: ребята, всё меняем. И потом первые два года жил, не вылезая, в Москве, потому что там были Хорхе Камагуэй , Катя Плющ, другие преподаватели…
— То есть, главные твои учителя в сальсе – это Хорхе и Катя?
Конечно не только Хорхе и Катя. Они заложили хорошую базу именно афрокубинского направления.
Учителей много. У Феди Недотко я учился слушать музыку и понимать стиль. На более позднем этапе, когда начиналась работа над техникой исполнения изученного, нужно отметить занятия с Дианой Родригез…. [3] Потом были ещё Анелис, Маркос и Ранзес [4] — люди способствующие моему дальнейшему движению на этом пути, активно и с радостью дающие знания.
Но, конечно, Маркос в этом ряду — самый важный для меня человек. Я считаю, что именно он показал мне грани и широту этой культуры. Во многом я обязан именно ему своим пониманием сценографии и эстетики афро-кубинского танцевального мира.
Одним словом, учителей у меня много, и всем я очень благодарен.
-Что ты танцуешь, кроме сальсы? (Я сегодня увидела в классе фламенко, подумала, что у меня когнитивный диссонанс).
— А фламенко – это неотъемлемая часть румбы. Потому что испанцы когда рабов перевозили, всё это сильно перемешалось, и фламенко повлияло на румбу. А оттуда и на сальсу. Но сейчас мы занимались просто для того, чтоб люди в состояние входили…
А вот я, к стыду своему, почти ничего, кроме сальсы, не танцую. То есть, сальсу, бачату, ча-ча-ча, афро, ну, и сейчас ещё немножко франко-гаитянские танцы – вуду и гага. Пока занимаюсь этим.
Очень хочу заняться всяким джазьём – в планах линди-хоп. Но это – только у Феди, а он в разъездах, я в разъездах… До линии пока не добрался. Ещё в последнее время увлекает хип-хоп и дэнс-холл, но это скорее смотреть.
Ещё по-прежнему люблю европейскую программу. Например, фокстрот. Но только в олд-скуле: чтобы поиграл старый фокстротец, и двигаться – чуть-чуть.
— Когда стало ясно, что ты это всё не только танцуешь, но и преподаёшь?
— В четырнадцать. У меня как раз был пик спортивной карьеры, а потом мне дали школу в моём спальном районе, и я занимался с детьми. Обожаю это делать до сих пор.
А социальные жанры потом пришли сами. Был хобби-класс, потом там же началась сальса. Правда, к сальсе я тогда готовился…
А вообще у меня есть жёсткий кодекс: пока что-то не освою, я это не даю. В крайнем случае, у меня должен быть запас в три-четыре шага.
Как сейчас во франко-гаитянских: я знаю пластику, но до сих пор не знаю музыки, поэтому могу иногда просто показать пару движений.
Пять лет назад, когда Хорхе Камагуэй сказал: «Вау, чувак, ты – чёрный», — я начал преподавать сальсу, параллельно много занимаясь румбой и афро. Позже начал преподавать и их; афро – года три, наверное…
— А есть какое-то собственное видение преподавания, то есть, что-то, что ты должен дать ученику?
— Однозначно, есть целая система… В первую очередь я должен дать ученику знание и навык. То есть…у меня психологическое образование, поэтому есть концепция. Подробнее – читайте Карен Прайор, это настольная книга тренера. Я всё сказал! (Смеётся).
Ну, а если серьёзно, я должен передать ученику навык – в основном это касается физики тела. После того, как он у меня затанцевал, начинаю его воодушевлять – мы с ним говорим о музыке, слушаем, веселимся. Здесь нужно побольше переживаний. И начинаю объяснять про танец моменты, условно говоря, духовные.
И это должно быть не параллельно, а с подготовкой – то есть, это этапы, которые подхватывают друг друга.
А потом человек приходит в тусовку и каждый начинает искать свой стиль. И тут моя задача как педагога – очень аккуратно и исподтишка продолжать с ним работать. Потому что бывает, что ты из-за ответственности ведёшь ученика жёстко, но здесь его надо отпустить.
Иногда ученики выбирают тот стиль, который мне может не нравиться. Но тогда я не против, просто говорю: «Я буду периодически находить похожих людей, чтобы у тебя с ними совпадала картина. Потому что как тренер всё ещё отвечаю за тебя».
А вообще люблю давать много свободы, потому что ученики тогда начинают дышать сами. В Астрахани у меня иногда бывало даже: «А можно я пойду позанимаюсь к другому преподавателю». Я даже это научился проходить через это, я почти никогда не против.
А года два назад понял, что танцевальная педагогика и тренерство – это моё призвание. Это такое интересное ощущение – включается лёгкий такой дзен-буддизм: бум, это путь. И какие-то мелкие проблемы вроде учеников, которые просятся в другую школу, становятся понятны, и, что самое важное, ты это спокойно и адекватно принимаешь.
Каждый человек приходит в тусовку и начинает искать свой стиль. И тут моя задача как педагога – очень аккуратно и исподтишка продолжать с ним работать. Потому что бывает, что ты из-за ответственности ведёшь ученика жёстко, но здесь его надо отпустить.
Иногда ученики выбирают тот стиль, который мне может не нравиться. Но тогда просто говорю: «Я буду периодически находить похожих людей, чтобы у тебя с ними совпадала картина. Потому что как тренер всё ещё отвечаю за тебя».
— Кстати, про разные школы. Знаю, что ты одно время преподавал в «Armeny Casa», теперь работаешь в «Своей Школе». Школы довольно разные. Почему произошла такая смена? Как ощущения?
— Ну, у меня есть такая особенность – я могу быть продуктивным и полезным только в формате сотрудничества. То есть, я всегда работаю скорее в партнёрстве, чем на кого-то. Наёмная работа неэффективна, то есть, за свои двадцать восемь лет я, по сути, никогда не работал.
(Сейчас вот впервые в жизни полтора месяца работаю в одной клинике, сижу там с одиннадцати до семи и чувствую, что просто продаю свою жизнь. Но там есть одна вещь, которой очень хочется научиться).
Что в «Armeny Casa», что в «Своей школе» я ищу общие грани, проекты для сотрудничества. Здесь есть Юля Телия, есть Лёша Алексенцев, у которого куча проектов, на базе которых можно сделать что-то новое. И это будет полезно и ему – если, например, у «Своей школы» появится новое крыло или направление, — и мне – потому что на базе чего-то большого всегда проще сделать что-то новое.
То есть, грубо говор, я – наёмный менеджер, который может прокачать ту или иную ветку. В Armeny Casa было то же самое – там я сначала сделал филиал, а потом работал над конкретной задачей: чтобы появилась методика преподавания.
Здесь мы с Юлей хотим попробовать присоединить к проектам Алексея ещё и «Afroholic» — такую афролинию. Сейчас мы смотрим группы, людей – потому что их стало много…
— А кстати, когда вслед за сальсой в твоей практике появилось афро?
— К счастью, практически сразу. Потому что я воспитывался в тимбе – в кубинском направлении. И для меня, и для моих учителей афро – это то, на чём стоит сальса. Всё, что называется сальсой, однозначно питается корнями афро и румбы.
Да, афро появилось чуть позже, но это логично. Я сначала познакомился с направлениями попсовыми, с тем, что лежит на поверхности, а потом понял, откуда что растёт. Так что афро обошло сальсу и встало на своё место. И сейчас оно занимает самое большое время, потому что на его основе развивается всё остальное.
— Афро началось с теории или с практики? Опять-таки, как-то прохожу – слышу: слово «трикстер» звучит на занятии…
— И с практики, и с теории – с мастерклассов. Мой первый преподаватель – Катя Плющ. Мы с ней общаемся до сих пор, и она – абсолютный «афроголик» — вот сейчас должна опять лететь на Кубу…
Она первая нас с этим познакомила. Катя Плющ, а потом Хорхе Камагуэй – это люди, которые меня научили сальсе, тимбе и афро.
И в «Armeny Casa» был просто выброшен флаг: «вперёд на афро!» Был год, когда я Астрахань просто этим затопил: у меня ребята стонали. Но при этом ребята так жарили – без ложной скромности, мы тогда очень сильно повлияли на Волжский и на Волгоград…
— Но при этом бытует устойчивое мнение, что белые не могут танцевать, как темнокожие кубинцы…
— Могут. Ну, мне, может быть, повезло, но я по себе знаю, что могут. Помню, когда я приехал на третий семинар к Камагуэю, я как раз подтянулся, начал двигаться… И услышал от него: «У тебя чёрная кровь».
Я сейчас ездил на фестиваль… Мы очень близко дружим с Маркосом, я познакомился с Че, его сыном… Они сказали: «Чувак, ты по мозгам и всему – кубинец». Диана, Аннелис тоже сказали, что я танцую, как кубинец.
Мне кажется, что люди спорят потому, что язык несовершенен. Это какая-то подмена. Люди просто не выразят это ощущение иначе, чем танцем. Я тоже могу доказать танцем, но не в дискуссии.
Это как…вот женщины требовали быть равными, а стали похожими. Мы с кубинцами наравне, а ребята спорят, можем ли мы быть на них похожими. Естественно, нет – они тёмные, а мы белые.
Раньше у меня тоже были эти нотки отчаяния: ты смотришь на кубинцев и видишь главное различие – это цвет. И оно настолько глобально, что затмевает всё остальное. И ты смотришь, как он круто танцует. Ну, понятно – он это делает с детства, его круто учили, и он кубинец. И тебе кажется: я этому никогда не научусь.
Это скорее форма отчаяния, нежели правда. Я этому настроению поддаюсь ежегодно – как у творческого человека у меня тоже бывают кризисы.
Сейчас ребята рассказывали: когда Че что-то рассказывал, сама Аннелис иногда говорила: Ооо! – и что-то у него уточняла. Если Аннелис, преподаватель ISA [5], до сих пор что-то узнавала, то мы никогда не постигнем эту вселенную полностью. Если замахиваться на такие вещи, то, конечно, будешь отчаиваться. А вот научиться танцевать, как кубинцы, мы можем.
Просто у людей в головах путаница. Когда они говорят: «Мы хотим танцевать, как кубинцы», — то имеют в виду: «Мы хотим разбираться во всём, как кубинцы». А вы уверены, что они во всём разобрались? И второй вопрос: а зачем это вообще надо?
Я своих ребят уже не учу афро. Вот у нас был год, когда мы просто топили в нём людей. Кто-то прокачался, кто-то ушёл. Но мы понимаем: денег потратили, как на две новые машины, а продвинулись всё равно на сантиметр.
Теперь я так людей не учу. Сложилась система: учу маленькими порциями, но красиво. Да, они могут станцевать несколько богов, и они станцуют это в сальсе.
Я понимаю: очень немного танцоров захотят научиться полностью танцевать Элегуа [6]. На таких у меня даже время найдётся, и я их научу. Но всех остальных замучивать в это не буду, а буду учить очень дозировано, и тогда они станцуют, как кубинцы. Надо просто поставить всё на свои места.
— В таком случае — что именно в первую очередь белый должен перенять у кубинцев, если уж он не может перенять всё?
— Главное, что перенимается с самого начала, — это состояние танца как диалога, приятного и чувственного общения, в объятиях друг друга и музыки. Этим все начинают и почти все забывают, как только начинают гнать технику, пластику, связки скорость и прочее….
Это важно, безусловно, но не менее важно сохранять этот настрой общения. Короче нужно взять за идею, что мы что-то делаем под музыку не «С» девушкой, а «ДЛЯ» неё, а она для нас, тогда всё будет как надо, — и спонтанность, и чувственность, и импровизация. Нужно помнить, что мы каждый раз рассказываем Историю.
Нужно взять за идею, что мы что-то делаем под музыку не «С» девушкой, а «ДЛЯ» неё, а она для нас, тогда всё будет как надо, — и спонтанность, и чувственность, и импровизация. Нужно помнить, что мы каждый раз рассказываем Историю.
— Что же такое, в этом случае, — пресловутая аутентичность?
— Для меня аутентичность существует скорее по отношению ко внутренним ощущениям. Когда получается почувствовать тот самый sabor!, и когда картинка которую видят кубинцы похожа на ту, которую привыкли видеть на Кубе и у хороших танцоров, вот тут, думаю, я вполне аутентичен. Один словом, это довольно сложный комплекс переживаний.
— Расскажи про проект «Afroholic».
— Идея принадлежит Юле, я только подключился, поскольку мне это близко.
Задуман «Afroholic» как проект, консолидирующий людей, которым интересно афро как корни кубинской культуры, а по стране сейчас есть много людей, которым эта культура интересна достаточно глубоко. И мы можем для этих людей сделать, например, отдельные фестивали.
Потому что преподавателей сейчас приезжает много; кого-то привозит, например, Стас. Но и народу приходит много и люди, которые уже прокачались, вставая на таких семинарах в один ряд с новичками, как правило, не получают желаемого.
То есть, мы хотим быть немножко, что ли, клиентоориентированными и заниматься афро глубже – привозить конкретных музыкантов, преподавателей, делать вечеринки именно для тех, кому это интересно.
Сейчас афро есть, но оно рассчитано на средний уровень. Мы хотим это направление развить. Надеемся, что проект «Afroholic» не будет большим, но он будет транслировать именно эту культуру, поможет нам больше и лучше её узнавать и получать от этого удовольствие.
Это будут, в основном, концерты и вечеринки – лекциями, чем-то ещё мы грузить никого не будем, хотя, в принципе, можем работать по запросу. Но ведь народ, в основном, развлекается, так что останемся в рамках соушл-процесса.
То есть, многим нравится тимба – значит, будем приглашать музыкантов, которые её играют. Нравится афро – будут учителя. И будут вечеринки со вкусной музыкой. А если кто-то захочет поговорить о культуре – для этого есть after-party и ещё посиделки до утра.
Как бывает на фестивалях, когда ты вместо того, чтобы идти спать, в три часа начинаешь есть-пить и слушаешь кубинцев, которые о чём-то говорят. А потом спохватываешься, что надо два часа поспать, потому что потом – мастер-классы. А в конце тебя заносят в самолёт, и в понедельник ты прилетаешь и идёшь на работу. (Смеётся).
То есть, будет всё так, как должно быть на фестивалях, чтобы людям было удобно и комфортно.
— А насколько это жизнеспособно, уж больно узкая у такого проекта аудитория?
— Настолько, насколько мы это сработаем. Вот я сейчас ещё немножко поживу, уволюсь и начну заниматься этим вплотную. Главное – найти под это ресурсы. Пока скорее это на уровне мечты.
Сейчас надо создать сайт, некое пространство, куда мы будем приглашать людей. Мы не будем никуда торопиться, пока даже, думаю, будем работать без дат. Но, как только соберём определённый круг людей, которые согласятся приехать, обязательно устроим первый фестиваль.
[1] Super Mario (Здесь и далее мы приводим оригинальное написание имён иностранных инструкторов и исполнителей, чтобы облегчить читателю самостоятельный поиск их номеров на YouTube).
[4] Annelys Perez Castillo, Marcos Fernandez Gonzalez, Ranses Charon Hechavaria
[5] ISA — Instituto Superior de Arte, Высшая школа (институт) искусств, Гавана, Куба.
[6] Elegua – ориша перекрёстков, дорог и установления контактов в сантерии. По своей мифологической функции шутник Элегуа – трикстер, дух-мятежник, нарушитель запретов. Здесь имеется в виду танец Элегуа, обладающий набором характерных дл этого ориши движений.
