Социальные танцы – это отдых или бесконечная учёба? Какие существуют способы войти в танцевальную тусовку? С каким партнёром научиться танцевать невозможно? И в чём – будущее танцевальных мероприятий? Рассказывает Всеволод Богомол (Екатеринбург).
О себе
— Когда ты пришёл в сальсу?
— В 2009. До этого были бальные танцы, но не совсем такие, как обычно. Это был коллектив спортивного бального танца «Золушка» под руководством Ларисы и Бориса Романенко. Тамошние ребята участвовали в конкурсах, даже брали призовые места, но, в основном, мы танцевали сценические номера.
Хотя вообще начал я танцевать в четыре года, в 1984. Это был филармонический детский ансамбль «Улыбка» — примерно как военное училище, только с девочками нас не разделяли. Станок, шесть часов репетиций в неделю, концерты на уровне съездов КПСС. Хотя на самом деле всё у нас было нормально – мы и на великах успевали погонять, и в казаки-разбойники поиграть. Просто ещё кучу времени надо было уделить тому, чтобы отработать движения. Хочешь танцевать в первом составе в первой линии – работай, не хочешь – занимайся чем-то ещё.
А сальса в первый раз случилась в 2001. Это был Юрий Лада – человек, который начинал сальсу в Екатеринбурге, он снимал помещение у нас в институте. Я зашёл к нему на одно занятие, мне чего-то не понравилось, и сальса отложилась. Что-то тогда не пошло, не помню, что именно.
А в 2009 году я совершенно случайно попал на большую вечеринку. В Екатеринбург тогда во второй раз привозили Янека Ревилью, и я увидел сальсу с другой стороны – не на уроке. И это мне понравилось. Через какое-то время я уже довольно осознанно занимался в группе.
— Как сальса «зашла» после сценических танцев?
— Ну, я был человек, испорченный образованием. Я посмотрел записи и вначале выбрал, наверное, неправильно. То есть, начинал-то я в школе, где было внимание и на шаги, и на линии. (Под «линиями» здесь имеется в виду красота позы и правильность выполнения фигуры. Такой критерий оценки используется в спортивных бальных танцах – прим. ред.). Возможно, это была не самая социальная сальса, но эффектная.
Хотя это был 2009 год. Сказать, что у нас кто-то в то время танцевал что-то выдающееся – с афро, румбой и тимбой – такого просто не было. Играл сальсатон, была одна флешка на всех, а человек, который знал sombrero complicado (фигура руэды – прим. ред.), был мэтр и крутан. И в этот момент «линии» на мой выбор повлияли.
А потом на этой почве с моими первыми преподавателями мы разошлись. Социалка – она же не про линии, или не только про линии. Мне стало нужно больше, а, поскольку взять было негде, мы пошли вообще в свободное плавание. Мы с Викой занимались, у кого хотели, ездили, куда хотели, привозили, кого хотели.
— Это сейчас про пару с Викторией Агафоновой? И по каким же морям вас носило?
— Ну, как пара? Мы и женаты на разных людях… (Смеётся). Творческий союз, назовём это смело. Сначала мы начали вместе преподавать, потом было фестивальное танцевание, вечериночное, триединство с музыкой осваивали, может быть, по-разному, но тем не менее.
— А когда стало понятно, что линии – это не главное?
— Это пришло с опытом. Как только мозг перестал думать о шагах и фигурах, а на первый план вышла музыка и взаимоотношения в паре. Плюс в сальсу стали активно внедряться элементы афро, румбы, других околосальсовых направлений. Когда мы поездили по фестивалям, посмотрели, как танцуют в Европе, Москве и Ростове.
Это – целый процесс, нет какого-то такого дня. Не так: «Всё, начиная с сегодня, мы не за линии, мы – за соушл». Более того, я считаю, что соушлу линии, по большому счёту, всё равно нужны. Например, у меня в расписании есть час, когда мы говорим и о линиях, и о шаге.
Зачем в танцах расти
— А о физической форме говорите? Как вообще о ней говорить? Приходит такой человек на танцы отдохнуть, а ему говорят: «Станок и тренажёрный зал – твой друг навсегда».
— Я считаю, что в вечериночном танцевании – если это не шоу и не сценический номер – «физуха» играет меньшую роль. Потому что наши танцы – это, прежде всего, отдых, способ расслабиться и провести время, причём приятно.И когда всё сильно напрягается, — это, скорее, наоборот следствие ошибок, сначала методических преподавателя, а потом уже мышечных ученика.
Если ты привыкаешь что-то делать неправильно, то потом на зажимах борешься с партнёршей, потеешь…
— Ты – первый человек за полгода, который мне говорит, что танцы – это отдых. Обычно говорят, что надо расти.
— К большому сожалению, это – подмена понятий. Расти можно. И нам, преподавателям, даже хотелось бы, чтобы люди росли.
Во-первых, так они на занятия ходят дольше. Во-вторых, так нам просто есть, с кем танцевать. То есть, мы пытаемся окружить себя неким количеством равных нам.
— Ну, у тебя-то пара есть, потанцевать не проблема…
— Ну, три танца. А ещё два часа что делать на вечеринке? Это – один мотив для роста.
Второй – отношения между людьми. То есть,
девочкам приходится расти над собой, потому что девочек у нас много. И девочки бывают красивые, талантливые, а есть – и то, и другое. Поэтому девочке, чтобы как-то выделиться, нужно быть либо сногсшибательной красоткой, либо хорошо танцевать.
Хотя слово «должна», наверное, здесь плохо звучит. Просто если ты хочешь быть заметным человеком в тусовке, а не сидеть где-то в углу…
Хотя есть и другие способы быть заметной. Можно, например, быть фриком, это – тоже способ выделяться. Но, во-первых, это – способ не для всех, он накладывает определённые ограничения. Если ты фрик, серьёзно относиться к тебе уже никто не будет.
У мальчиков всё сложнее. Например, мне нравится танцевать с очень красивыми девочками, которые классно танцуют, поэтому мне приходится повышать свой уровень. А кому-то достаточно нескольких знакомых не очень красивых девочек – таких людей я тоже знаю.
И ещё я понял, что всех тянуть за ростом – занятие неблагодарное. Только никак не могу их разделить.
Декларируемые цели людей не совпадают с теми, которые у них внутри, и от этого они становятся глубоко несчастными. Если сказать: «Смотрите, вот здесь у нас – парная зумба по мотивам карибских танцев; можно прикалываться, знакомиться и отдыхать», — они же туда не пойдут!
— То есть, люди сами не знают точно своих целей?
— Я недавно разговаривал с учениками и услышал: «Мы на занятия приходим отдыхать». Я возмутился: «Как отдыхать? На занятия мы приходим учиться, а отдыхать – на вечеринки!» «Это ты, — говорят, — так ходишь. А мы – нет».
Танцы – это рост или отдых?
То, что танцы – отдых, у нас многие стали забывать. Люди – вообще не умеют отдыхать. Я даже не знаю, насколько выполнимо научить людей отдыхать, танцуя. Потому что на занятиях им кажется, что это — сплошное ломание себя, преодоление себя и так далее.
— Давай разберёмся с логикой. Ты только что сказал, что люди на занятия приходят отдыхать. Потом началось про ломание через колено. Это от какой-то неверной посылки?
— Я не знаю, чья посылка неверная. Есть преподаватели, которые честно дают людям отдыхать и в это время чему-то их подучивают… То ли это моя неверная посылка, что я хочу их всё-таки учить. То ли их посылка неверная, что они на занятиях отдохнут. Но баланс между отдыхом и «чему-то научить» держать очень трудно.
Стоит чуть нагрузить группу – убегают ленивые, бестолковые и те, кому это всё вообще не очень надо. А стоит дать больше фана – начинают убегать те, кому надо. А проводить сегрегацию по принципу: «Вот группа для тебя, чувак. Здесь тебе дадут подержаться за женщину, с тобой пошутят, посмеются, и делать почти ничего не надо», — не получается. Он не хочет. Или: «Вот группа для тебя, иди, старайся, развивайся, потей, работай! Тут тебе руку в нужном месте повернут, под колено пнут». Тоже не хочет.
— В чём проблема? В соотношении кнута и пряника, в подаче?
— А чтоб я знал! Я над этим мучаюсь столько, сколько преподаю, и идеального баланса между научением и развлечением пока не нашёл. У меня, в основном, приживаются те, кто хочет научиться. Видимо, это – недостатки моего хореографического прошлого.
У нас было так: не хочешь танцевать – не ходи на занятия! Болтаешь, вертишься – вон из зала! И потом ещё так просто не вернёшься – придётся всей семьёй умолять преподавателя. И не дай Бог где-нибудь накосячить повторно.
— То есть, у тебя как у профессионала со стажем к танцам интерес – спортивный?
— Нет.
Вот сейчас моя личная декларация – чтобы мои ученики круто танцевали на вечеринках. Чтобы они это делали удобно, безопасно и красиво. А через некоторое время – ещё и музыкально. И чтобы приезжая в любой город, в любую страну на любой фестиваль они чувствовали себя крутыми.
— А если они на танцы ходят отдыхать?
— Тогда, скорее всего, в моей группе не задержатся.
— То есть, несмотря на гуманитарные размышления, ты всё-таки садист?
— Не садист, а сатрап и тиран. Я же их не бью, нам не разрешают. (Смеётся).
— Если люди на занятиях отдыхают, что ж они на вечеринках-то делают?
— А некоторые на вечеринки даже и не ходят, только на занятия. Такие вечные «таксидэнсеры» («taxi dancer» (англ.) – партнёр, которого нанимают за деньги – прим. ред.).
О подмене понятий
— Я не могу понять: вечеринка – это место, где музыка красивая, где в баре наливают. Но нет, вместо вечеринок люди ходят на занятия, где все в майках, кроссовках и надо что-то учить.
-Так всё познаётся в сравнении. Как в анекдоте про фермера, которого призвали в армию:
— У нас подъём в восемь.
— Ох, в кои веки отосплюсь! Так-то я в пять встаю.
Отдыхать и расслабляться наши люди не умеют.
-То есть, вечеринка – это «подъём в пять»?
— Вечеринка – это такое страшное место, где придётся себя показывать.
А занятие, особенно если преподаватель – «продавец счастья», — это место, где ты держишься за каких-то дам, делаешь всё по команде, что делать — известно заранее. Красота!
И есть люди, которые лет восемь ходят в начинающую группу, я знаю такие случаи. Он типа «помощник», программу он знает наизусть. Технику он не оттачивает, поскольку оттачиванием техники это назвать нельзя; он делает все движения одинаково. И всё. Думать не надо, девочки всё время новые…
— И человек восемь лет тратит деньги на такие занятия?
— Бывает хуже – когда содержание таких «партнёров» школа берёт на себя. Есть, например, группа в двадцать партнёрш. Набрать туда двадцать партнёров в наших условиях почти нереально. Но у нас есть семнадцать «таксидэнсеров»!
— Не верю! Я видела такое, но в исполнении очень профессиональных ребят, которые способны совсем нетанцующую партнёршу убедить в том, что она танцует. Но это надо уметь. Судя по описанному тобой уровню этих семнадцати, вариант не тот.
— Да. Но дальше начинается дробление тусовки, все эти странные игры с «туда не ходи, сюда ходи».
Плохо танцующие партнёры не будут ходить на вечеринки. Потому что они берут девушек из другой школы – и не могут с ними станцевать ничего. И девушки, которые учились в руках «таксидэнсеров», тоже не могут танцевать ни с кем другим.
Она же сама всё выучила, сама всё знает. Начинаешь её вести – она ещё и удивляется, и понять не может, зачем ты так жестоко. (Смеётся).
О непреодолимых пяти метрах и разнице между «прийти» и «остаться»
— А где выход?
— Думаю, что в сегрегации. Этакое большое поле, которое заполнено новичками, и многим там комфортно и нормально. Но «вот ты, ты и ты, придите завтра в другое время, когда будет заниматься сильная группа».
Причём по-хорошему полную сегрегацию делать нельзя. Это как некогда в «Карма-баре», мне рассказывали: все, кто танцевал хорошо, танцевали ближе к барной стойке. Это как система поясов в карате.
(Речь идёт некогда культовом месте московской сальсы, клубе «Карма-бар» на Пушечной. В начале 2000-х в «Карма-баре» больше десяти лет базировалась «Своя школа» Алексея Алексенцева. Здесь же была одна из постоянных московских сальсатек. Ныне клуб сменил хозяев и формат, на его сайте написано, что он «закрыт по техническим причинам». На самом деле, сильные танцоры в «Карма-баре» собирались у входа в основной зал. — Прим. ред.)
— Вот насколько я помню «Карму», разница между этими углами была пять метров…
— Но для многих и они были непреодолимы. А кто-то пробовал, пытался, и проходил эти пять метров. А не хочешь – на «мост».
(Имеется в виду московский оупен-эйр в парке Горького у Андреевского моста. С течением времени «мост» стал местом, где собираются совсем зелёные новички и ветераны из числа тех, чьё искусства танца остаётся стабильным на протяжении многих лет. Вкусы у этой публики непритязательные, например, музыку они любят попроще. Отсюда происходит наименование «мост» для низкого качества танцевания — прим. ред.).
И на Берлинском фестивале – то же самое, только метры побольше.
— Мне кажется, это работает, пока все хорошо танцующие лично знакомы друг с другом.
— Да. И чтобы войти в этот круг, достаточно хорошо танцевать. Конечно, не потрудишься – не войдёшь, но ты будешь в этом кругу.
Правда, иногда люди путают амбиции и уровень танцевания. Причём,
как правило, амбиции с уровнем танцевания не связаны вообще. Вот хочет человек быть звездой тусовки – и можно быть фриком, можно быть «душой компании» и угощать всех в баре. Это как в любом закрытом клубе – можно в какой-нибудь конный клуб сходить «позырить», а можно стать там «своим».
— Ну, если клуб страшно престижный и закрытый, мотивов туда попасть будет очень много, даже если ты не любишь лошадей или танцы.
— Попасть и остаться – это разные вещи.
Попасть к нам легко: пришёл – и уже попал. А вот чтобы остаться, надо потратить некоторое количество времени и денег — научиться танцевать, поездить по фестивалям, причём не просто поездить, а быть на них заметным. Чтобы фотографы иногда тебя снимали, видеографы запечатлевали. Чтобы люди, которые считаются в тусовке крутыми, с тобой здоровались, иногда танцевали и не делали это с таким лицом: «О, боги, опять ты?»
— То есть, учиться танцевать всё равно нужно?
— Ну, можно быть фриком в городе Екатеринбурге. Но на фига ты нужен такой кому-то в Берлине, потому что в Европе фриками никого не удивишь. (Смеётся). Без танцев ты там никому не нужен.
Как правильно: учиться или отдыхать?
— Давай вернёмся к теме танцев и отдыха. Мне кажется, люди всё-таки идут в танцы отдыхать. Если повесить для совсем новичков рекламное объявление: «Мы заставим вас потеть и растягиваться» — народ перепугается.
— Мне кажется,
организаторы школ должны чётко отдавать себе отчёт, чего они хотят.
Если они хотят весело развлекать много людей, — пожалуйста. Это будут группы по 30-40 человек, которые занимаются неизвестно чем. Или воспитывать десять крутанов…
В общем, для учеников важен баланс между обучением и отдыхом. Для руководителя — школы — баланс между бизнесом и энтузиазмом, но в нашем деле однобокость вредит. Просто было очень грустно видеть, как человек решил привезти крутого преподавателя, а его собственные ученики на этот привоз не пришли.
— Тогда не нужно привозить крутых преподавателей, нужно привозить весёлых. Какого-нибудь весёлого «носителя культуры» с правильным цветом кожи.
— И такие попытки тоже были, тоже закончились неудачей, но по другой причине. Как правило, такого человека очень сложно заставить работать — он и веселье организовать не может – просто пропадает, опаздывает и ничего не делает.
Был году в 2009 такой человек. Весёлый кубинец, пел, правда, не очень хорошим голосом, был легкомысленным и безалаберным. Его привезли к нам – и…не пошлó. Не поверишь, в 2009 люди хотели учиться, а не развлекаться. Вот сейчас, наверное, получилось бы.
Это как горные лыжи в 90-е: если ты видел человека в экипировке, вы тут же знакомились, он был товарищ по оружию, друг и брат. А сейчас горнолыжников стало много, есть ещё сноубордисты.
— Вот. Мы вернулись к тому, с чего начали. Гарантия качества закрытого клуба, — если там собрались лично знакомые друг с другом фанаты. А бывают ещё плохие закрытые клубы – куда можно войти просто деньгами.
— Я знаю, у нас екатеринбургский «Galladance» такой. Очень закрытый, очень дорогой. Если б они танцевали только бальные танцы — цены б им не было и претензий никаких, но они танцуют и преподают то, что не умеют.
Был случай: поехала тётенька в Аргентину на фестиваль танго. Оплатила своему преподавателю перелёт, отель, участие в фестивале. Она и до этого с ним занималась, долго, и денег отдала много. А когда они приехали в Аргентину, выяснилось, что она довольно сильно переплатила. Её негодование было весьма ярким.
— Она увидела качество танцевания и смогла его оценить? Обычно подобные услуги построены на том, что клиент не в состоянии оценить качество и платит скорее за отношение к себе.
— Она увидела, что танцевать, несмотря на потраченные деньги и годы, она не может. Хотя это – действительно редкий случай. Все остальные – действительно ходят везде с одним и тем же мальчиком, даже на мастер-классах, никуда не ездят и всем довольны. Они получают свою интерпретацию того, что говорит звезда.
— И всё равно мотив «попасть в элитный клуб» работает, пока тусовка маленькая.
— Ну, почему? Посмотри на боевые искусства. Это невероятно большое сообщество. Но чёрный пояс от этого не обесценился.
Проблема в другом –
самой социалке это не очень нужно. Это нужно только небольшому кругу преподавателей, которым нужно, чтобы было, с кем танцевать. Плюс надо ещё кому-то продавать свои умения. А основной массе – три месяца поучились – и на «мост». Потому что люди в большинстве идут за отдыхом.
Нарциссовое поле, или В чём ошибаются школы
— Вот сейчас поругаю коллег. До того, как начать работать в танцах, я отработал много лет в строительстве. В отличие от строителей, танцевальные школы не способны договариваться между собой, как деловые партнёры. Все пытаются попилить этот несчастный рынок в 300 активных человек, тянут одеяло на себя. И начинаются разговоры про «православное касино», «неправославное касино».
А если бы школы разок сели и договорились: вот, у нас всех в сезон влезает в залы 2000 человек, мы их берём и три месяца воспитываем. А дальше – честно даём выбор: вот это – оупен, там много наших трёхмесячных учеников. Вот это – клуб, «Карма-бар», в него влезает только 200 человек, но они все учились от полугода. А вот это – Берлинский фестиваль, на него съездило 12 человек, и они правда крутые.
Но у нас так не будет никогда, потому что все звёзды. А если «я – звезда», то остальные как бы сразу нет. И «правильные танцы танцуют только у нас». А если ты ходишь к соседям, то ты «лишенец, отщепенец, и мы тебя подвергнем остракизму».
Строители тоже не всегда умели договариваться. Но те, кто умел, как правило, оказывались в большем плюсе. Я не говорю, что строители не ругались между собой, но вот школы, чем ругаться, вышли бы лучше и поработали. А у нас пальцы у всех к себе. Среда такая.
— То есть, танцы способствуют загнутию пальцев?
— Да, мне кажется, танцоры склонны к самолюбованию и эгоизму. Это не хорошо и не плохо, это – профессиональное. И других они оценивают: «И всё-таки ты – нет. Сам я, правда, так тоже не смогу. Но ты – нет».
— Нарциссовая поляна какая-то.
— А шо, нет? (Смеётся). Это мне в детстве повезло. Руководитель нашего ансамбля говорила: «Вы все приходите ко мне звёздами, а уходите обычными рабочими сцены». А народ про это забывает.
— Однажды от умного человека я слышала, что на самом деле балласт очень нужен работающему рядом таланту. Потому что нарцисс не живёт на нарциссовом поле. Ему жизненно необходим кто-то, кто будет ходить за ним и восхищаться, но сам никогда не станет звездой, не откроет собственную школу…
— Всё верно. Но если у нарцисса-преподавателя не будет совсем никого, кого он в танцах вырастил, получается не поле, а какое-то гниющее болото. А набирать каждый раз новых, потому что старые были плохие – и что?
Когда ты вкладываешь в людей душу, они, как правило, это чувствуют и отвечают взаимностью. А так, чтобы: «Вы принесли мне деньги, можете быть свободны» — это не то.
— А где же выход?
— Эххххх!
Я думаю, что через некоторое время всё это будет выглядеть немножко по-другому. Есть же пример Европы.
В Европе большинство звёзд, которых мы привозим на мастер-классы, живут не с занятий, а с вечеринок. Они организуют огромные вечеринки, я в Барселоне видел человек, наверное, 500.
Они пришли в четверг и танцевали абсолютную ерунду, тот же «мост». Вход был, по-моему, 20 евро. И так происходит каждый четверг. Допустим, треть плюс бар забирает заведение, но всё равно организатор имеет с этого очень приличные деньги. Плюс в выходные он поехал в Россию попреподавал. Плюс у него есть своя шоу-группа, которая за занятия либо платит, либо нет. Он продаёт эти шоу. И так они существуют.
— То есть, за счёт непрофильной аудитории? Вот этих пятисот человек.
— Эти пятьсот человек – это профильная аудитория, вот в чём дело. Там на вечеринке мастер-классы есть, причём от настоящих звёзд, правда их издалека очень плохо видно. И ещё там разыгрывают пару обуви, очень недешёвую.
— А чем это тогда отличается от эгегей-школы?
— А тем, что нет эгегей-школы. Нету вот этих групп, которые занимаются неизвестно чем. Есть маленький зальчик, где занимаются десять человек. И есть огромный клуб, в котором тусуется много народу.
— То есть, мы неправильно расставляем акценты?
— Да,
мы заставляем людей работать. А они заставляют их отдыхать. И, наверное, тот, кто у нас заставит людей отдыхать, будет впереди планеты всей, потому что люди, собственно, хотят отдыхать.
Но в нынешних реалиях этот вариант у нас не сработает. Во-первых, все наши танцуют мозгом, для них вечеринка – это стресс. А, во-вторых, вот сегодня в нашем городе три вечеринки.
— Они соберут по 20 человек.
— Да, и четвёртая, если её устроить, тоже соберёт двадцать. А если делать её с розыгрышем обуви и классным диджеем – это тысяч пятнадцать. Поэтому сейчас я бы не стал на это ставить. В Москве – может быть, но в Екатеринбурге – ещё очень нескоро.
— Печально как-то получается. К какому же выводу мы всё это сведём?
— А какой тут может быть вывод? Мы все находимся в поиске чего-то лучшего для себя — здоровый такой эгоизм. Я как танцовщик ищу крутых партнерш, классной музыки, крутых вечеринок. Как преподаватель – думающих, упорных, въедливых и любопытных учеников. Как человек – ярких, весёлых, талантливых друзей, которые почему-то разделяют мое увлечение танцами. Я умею и поработать и отдохнуть. Присоединяйтесь.
