В этой части LooYeo решил выступить как жёсткий поборник этники. И выяснилось, что нью-йоркский период был не самым блестящим временем в истории сальсы. А, между тем, речь идёт об эпохе мамбо. Хотя попытки выискать островки Кубы за её пределами тоже любопытны.
Революция.
Куба. Фидель Кастро пришел к власти в 1959 году. Постоянное ухудшение отношений вынудило США 8 июля 1963 года ввести эмбарго на торговлю с Кубой (Примечание переводчика: Был принят так называемый закон «О торговле с врагом», запретивший американским гражданам поддерживать торговые отношения с враждебными государствами во время военных отношений).
Эти события имели глубокие последствия для всей латиноамериканской музыки, которая до тех пор в поисках новых ритмов смотрела на Кубу. И хотя обмен людьми и идеями был задушен, это не помешало некоторым новшествам выбраться за пределы железного занавеса. В первую очередь, это касается сонго и мозамбика. После этого присутствие Кубы на мировых сценах значительно уменьшилось, а осведомлённость всего мира о последних событиях в кубинской музыке – ослабла.
Между тем, статья 9c кубинской конституции 1976 года (реформированной в 1992) непосредственно гарантирует каждому гражданину доступ к образованию, искусству и спорту. На Кубе существует государственное финансирование музыкантов и концертных площадок. О том, какую пользу это принесло кубинской музыке, мы можем догадаться по словам кубинского конгуэро Даниэля Понсе (1980):
«Когда кубинцы прибыли в Нью-Йорк, они дружно сказали: «Тьфу! Это старая музыка. Я ожидал найти здесь гораздо более сильную латиноамериканскую сцену; тексты песен, композиции и чувства несмелы».
В это время на авансцену выходят три новых центра сальсы: Нью-Йорк, Майами и Колумбия.
Нью-йорк: Ньюйоркские пуэрториканцы понесли сальса-эстафету через неурожайные годы. Со стороны это, возможно, выглядело так, как будто пуэрториканские фольклорные жанры (такие как плена и бомба) были оставлены для афро-кубинцев.
За исключением плены, которая пережила короткий всплеск популярности в конце 1920х — начале 1930х годов, в крупных американских звукозаписывающих фирмах, господствовало мнение, что кубинский способ исполнения — единственный. Это привело к ситуации, когда пуэрториканская диаспора Нью-Йорка занималась музыкой, которой изначально не было в их культурном контексте.
Чарли Жерар [1]: «Ньюйоркские пуэрториканцы – аутсайдеры по отношению к афро-кубинскому фольклору и особенно – к религиозной музыке, и часто получают информацию из вторых рук – из книг и звукозаписей».
Они определили звучание «нью-йорка» тогда и сегодня: закрепили влияние джаза и Р-н-Б. Второе поколение пуэрториканцев было двуязычным, и многие песни времён повального увлечения латинским бугалу имели английские тексты. Однако стиль, пытавшийся вторгнуться в область рок-н-ролла, был недолговечен. В отличие от французского текста, английский, исполняемый испаноговорящими, никогда не воспринимался слушателями со стороны как тренд.
Близость латиноамериканских и черных кварталов продолжала способствовать обмену и поддерживает значение латиноамериканской музыки до сих пор.
Однако по мере того, как ньюйоркские пуэрториканцы богатели и переезжали на новые места, сальса теряла контакты с самыми корнями. Из неё пропадало выражение социального комментария, которое сделало этот жанр популярным. Место пуэрториканцев было занято выходцами из Доминиканы, и их взаимодействие с афро-американцами привело к увеличению популярности реггетона.
Майами. Многие из кубинцев, которым удалось бежать от революции 1959 года, поселились во Флориде. Обстоятельства отъезда привели к тому, что многие из них были озлоблены и громогласно выражали «антикастровские» настроения. Большая их часть осела в Майами, в местечке, которое сейчас называют «Маленькая Гавана». Если вы пойдете по его главой улице – Восьмой авеню, более известной под испанским названием “Calle Ocho” (восьмая улица), можете услышать звуки сальсы отовсюду.
Каждый март это место поистине взрывается калейдоскопом музыки и танцев – здесь проходить всемирно известный кубинский карнавал Calle Ocho.
Сальса в Майами сравнительно политизирована: поездки на карнавал и восхождение Майами на мировой сальса-арене в немалой степени обусловлены политической активностью правого толка. Артистов, имеющих даже незначительные связи с кастровской Кубой, выступать на здешнем карнавале не приглашают. Здесь сальса – это символ желания: Куба без Кастро.
Колумбия. Рост известности колумбийской сальсы похож на историю света и тени. Размеры и география страны, однажды давшей убежище целым городам беглых рабов, без сомнения, помогли создать ту базу для уникальной музыки, которой сегодня и является Колумбия. И то, что «Fania» сделала для Нью-Йорка , «Discos Fuentes» сделала для целой Колумбии.
В отличие от «Фании», которая была островом в море, чуждом латиноамериканской музыки, здесь сальса свободно поглотила целые города — Кали, Медельин, Картахену и Барранкилья. Подлинное значение Колумбии как мирового центра сальсы можно почувствовать по количеству талантов и художественных новаций.
Однако история успеха омрачена наркотиками. Руководители картелей покровительствуют сальса-коллективам, преследуя при этом две цели: отмыть деньги и приобрести некое подобие социальной респектабельности. И от этого источника денег сложно отказаться. Если вы певец номер один и поклонник-наркобарон покупает вам машину в подарок – что вы будете делать? вернёте её назад?
Тем не менее, независимо от причины серьезные инвестиции были вложены в самые корни сальсы, именно туда, где они приносят лучшие плоды. Благодаря им молодые бэнды и менеджеры площадок имели возможность для развития, продвигая сальсу всё дальше на социальную сцену Колумбии.
____________________________________________
[1] Charley Gerard – композитор и саксофонист из Колумбии, специалист по этнической музыке, автор нескольких книг, в том числе Salsa: Rhythm of Latin Music (1998), и Jazz in Black and White (2001).
Перевод Валерии Чернышовой и Дарьи Менделеевой
