Следующий герой весенней церемонии SNA и нашего интервью – «Мистер сальса 2016» Олег Соколов.
Танцы экстерном
— Как Вы впервые пришли на танцы?
— Это была зима 2009 года. Знакомая попросила меня прийти. Она, правда, до этого полгода просила, но я всё откладывал. А потом решил, что надо как-то зимушку разбавить. (Смеётся). А после первого занятия мне сказали, что можно остаться сразу на следующую группу.
— До этого какой-то танцевальный опыт был?
— Ну, в школьные годы чуть-чуть подтанцовывали в бальных танцах, полтора года, вообще ни о чём. Какие-то конкурсы…
А потом ещё были всякие тяжёлые виды спорта. Регби, тхэквондо и тайский бокс.
— Ах, вот как сходу попасть в следующую группу…
(Смеётся). Нет, я думаю, просто предрасположенность какая-то есть.
— Каково это – после регби прийти в танцы?
— Желание. Точно так же, как после американского футбола люди становятся танцорами и тренерами, имеющими сильную команду, которых практически каждые выходные приглашают на какой-то новый фестиваль.
(Прим. ред.: О ком именно идёт речь, выяснить у Олега так и не удалось. Розыск по интернету привёл нас к американцу Warren Sapp, который в 2008 году оказался буквально в шаге от победы в седьмом сезоне американской версии «Танцев со звёздами», но он профессиональным танцором не стал. И, между нами, на танцполе выглядел весьма скромно).
— Что было дальше, после того, как нулевая группа была окончена экстерном?
— Сложности начались. Надо было попасть в ритм, запомнить хореографию, по крайней мере, связать элементы между собой. Всё, как у всех, ничего особенного. Просто для того, чтобы развиваться и расти быстрее, нужно думать и на всём фокусироваться.
— А в голове прям сразу была задача «расти»?
— Задача была – просто начать хорошо танцевать. Каких-то определённых целей – стать преподавателем или ездить выступать с номерами — не было. Всё было довольно-таки банально – вечеринки.
Ну, у меня срабатывает такое – если я пришёл на вечеринку и увидел парня, который хорошо танцует, мне сразу хотелось научиться так же.
— Дух соревнования?
— Нет-нет-нет, эстетика. Когда человек двигается красиво, мне тоже хочется этому научиться. Не быть лучше или хуже, а просто красиво двигаться.
— Что было дальше? Кумиры?
— Известного масштаба – Fernando Sosa. Из тех, кто танцует LA – Luis Vasqez. То есть, обращал внимание, в основном, на тех, кто был в топе. Потому что, если люди не в топе, они, наверное, и не сильно примечательны.
— А желание увидеть их всех живьём возникало?
— Ну, уже через три месяца после того, как я начал танцевать. В Киеве был фестиваль, и там были Луис Васкес и Сео Фернандес. И было интересно поехать посмотреть.
— Представление о том, что они все разные, а я смотрю на них и собираю собственный стиль, когда появилось?
— Ну, это как на ком-то надет пиджак, на ком-то жилетка, на ком-то – спортивный костюм. И я всё это меряю.
Через три месяца занятий такого понимания, конечно, не было. Через год, может быть, два – я не помню.
— Был такой момент, когда Вы себе не нравились?
— Постоянно. Каждый полгода в голову приходит мысль: «Наверное, это не твоё». Обычная депрессия, как у всех творческих людей.
— И как из неё выгребать?
— Легко. Идёшь в зал и тренируешься. Выкидываешь дурные мысли из головы. Только так.
О преподавательском кредо
— Как появилась мысль преподавать?
— Это было на старшей группе. Ты стоишь в паре, преподаватель что-то объясняет, а девочки не понимают, что им нужно сделать. И потихоньку словами преподавателя начинаешь ей повторять. Потом постепенно пришло ощущение: люди понимают, что ты от них хочешь. Ну, и — если ты можешь объяснить людям, как им двигаться, надо начинать преподавать.
— А если сейчас на занятия приходят ученики не только безо всякой физической подготовки, но Вы ещё и понимаете, что им нужно просто провести время?
— С такими, кто приходит просто провести время, я стараюсь не сотрудничать. У меня такая политика: если человек приходит научиться танцевать, значит, он пришёл с определённой целью и хочет её достичь. А если люди приходят и смотрят в потолок, разговаривают – в общем, не фокусируются на том, что объясняет преподаватель, и в результате у них не получается сделать то, что он требует, … такие люди просто не нужны.
— Кому?
— Ну, мне на занятиях, по крайней мере. Для кого-то есть коммерция, когда человек пришёл, заплатил, и неважно, что он там делает. Я так не работаю. Мне так не нравится, я не умею так.
Если ко мне приходят люди, они приходят за знаниями, и я их даю. А с теми, кто не слушает, в конце проходит небольшой разговор. Понятно, тет-а-тет, о том, что человеку нужно. Если он пришёл учиться, — пожалуйста, учись. А если ему нужно просто провести время, — он может обратиться в другие школы.
— А если он просто не понял? Или пришёл и увидел, что разница между ним и преподавателем непреодолима?
— Ну, разница всегда будет. Возьмите топовых преподавателей – тот же Terry, Adolfo Indacochea, Frankie Martinez. К ним ходят много людей, чтобы научиться танцевать, как они, или, хотя бы, получить те знания, которые у них есть. И у кого-то, наверное, есть ощущение пропасти между ними и преподавателем: «Ого, он такой классный!» Но никто не задумывается, что эти люди танцуют двадцать лет каждый день, и очень тяжело работают над собой, чтобы достичь результата.
На одном мастер-классе в Стамбуле у Френки Мартинеса была замечательная фраза. Был мастер-класс по изоляции, и в конце все такие: «О, Френки, как ты это делаешь? У меня вот здесь не получилось». И он такой: «Ребята! Я занимаюсь этим почти двадцать лет. Каждый день по несколько часов. И вы хотите за один час научиться тому, что я умею?»
— И на этой фразе половина зала встала и вышла, поскольку они поняли, что не могут посвятить этому двадцать лет в режиме профессионального балета…
— Понимаете,
если человек бредит танцами, он будет постоянно заниматься ими, даже если это не профессия, а хобби. Всегда есть желание стать лучше, чем ты есть сейчас. А иначе – какой смысл этим заниматься?
Либо не надо требовать того, чего вы хотите. Вот Вы пришли на занятия старшей группы, Вам показывают сложную комбинацию, она не получается. Вы разозлились, ушли, пропали на полгода. Пришли – опять ничего не получается… Пойдите на среднюю, сделайте то, что получается…
То есть, люди хотят результат, но не хотят над собой работать. Но так ведь не бывает.
— Как выйти из этого противоречия?
— Надо просто честно признаться себе, что ты хочешь. Либо танцевать на вечеринках с девочками. Либо постоянно развиваться, и танцевать всё лучше и лучше. Не обязательно выступать, не обязательно давать мастер-классы. Танцевать хорошо для себя, каждый раз открывая что-то новое – новые движения, новые ощущения в танце.
О личных ориентирах
— Куда развиваться сейчас?
— Ну, как? Выше, сильнее, больше…
— Начался профессиональный спорт…
— Почему?
— Быстрее, выше, сильнее…
— Ну, это так, шутки. Ориентир – всегда быть лучше, чем ты есть сейчас. У меня нет такого – «быть лучше, чем кто-то». Возможно, «быть на уровне с кем-то», но каждый человек индивидуален, и он должен развиваться так, чтобы оставлять пройденные этапы своей жизни. То есть, не стремиться к кому-то, а стремиться быть лучше.
— То есть, это такой внутренний путь?
— Конечно. Каждый день, каждая цель, связанная только с собой.
— Какие-то внешние маркеры на этом пути важны? «Я стал похож на преподавателя, который мне так нравился. Я съездил к нему на мастер-класс»…
— Ну, это – какие-то ступеньки, но не цель.
— Что может Вас мотивировать?
— Любовь к танцу.
— Что делает Вас счастливее?
— Наверное, ощущение, когда люди приходят ко мне с горящими глазами и желанием получить какие-то знания. Просят, ждут. А я им это даю, и наши взгляды совпадают. Тогда в этом есть радость и счастье.
— Сцена какую роль играет в этом процессе?
— На сцене ты становишься собой. Скорее всего, так. Ты не обращаешь внимания на окружающих. Есть только ты и музыка, ну, или твоя команда, твоя партнёрша. И вы – как одно целое. Это – отдельное такое измерение.
— Но ведь там – поставленный номер, заученные движения?
— Ну, любой поставленный номер – это как импровизация. Всегда нужно быть собранным, всегда контролировать — себя, ситуацию…
— Что привлекает в сцене?
— Уединение с собой и с музыкой. Наверное, ещё со зрителем, потому что как артист ты играешь с ним.
Недостаточно выйти на сцену и просто станцевать какую-то хореографию. Человек должен видеть в тебе ощущение удовольствия от того, что ты делаешь. И должен быть контакт между тобой и зрителем. Между тобой и командой, с которой ты на сцене. Только это может захватывать.
А всякие акробатические трюки и сложная хореография – это только малая часть того, что может быть. Всё должно быть в совокупности.
— А почему одиночество возможно на сцене? В зале, например, запереться – и работай, сколько хочешь.
— Нет такого адреналина, что ли. Когда на тебя смотрят, ты должен показать себя. Ну, слово «должен» — сомнительное. Ты хочешь показать себя и своё умение. И когда, по твоим ощущениям, то, что ты показал, не очень совпадает с тем, что ты можешь, происходит такое разочарование. Но это – опять же стремление к тому, чтобы выйти и сделать так, как ты можешь, чувствуешь и хочешь.
А когда ты сам в зале – да, ты раскрепощённее, ты свободнее, но нет этого ощущения… Как прыжок с парашютом…
— Вызов?
— Самому себе.
— А если Вы станцевали – и собой недовольны?
— Первое – это ощущение. То есть, если ты понимаешь, что где-то там не смог это сделать, как обычно в зале, ты немножко раздосадован. Потом тебе сразу хочется посмотреть видео. И если ощущение совпадает с картинкой, то всё… Это потом запираешься в зале и не выходишь по пять часов в день.
Многие опускают руки: «Ой, не моё». Возможно, это и не твоё. Но всегда хочется сделать лучше, чем было. Это постоянное соперничество с самим собой, со своим внутренним «Я» и мозгом. (Смеётся).
— Но человек, который постоянно соперничает с самим собой, рано или поздно оказывается на вершине. Там одиноко и холодно.
— Не знаю – не был. Ничего не могу сказать.
О буткампах и мастер-классах
— Что может человек, который идёт к совершенству в танце дать ученикам, если он приехал на пару часов мастер-класса и увидел, что люди – с разной подготовкой, иногда довольно низкой?
— Люди с разной подготовкой ходят на мастер-классы разного уровня.
— Ну, если организаторы сумели чётко разделить всех людей, это сферический фестиваль в вакууме…
— Ну, у людей, как минимум разный уровень знаний. Начальный уровень, как я его представляю, знает все базовые элементы и может их связать. Моя задача – дать вариацию, которую люди не знают.
На среднем уровне ты постоянно ищешь, чем заинтересовать людей на базовых элементах. На более сильном уровне начинаешь показывать перебросы рук, какие-то незнакомые элементы. Чуть старше – включается музыкальный аспект – как слышать музыку, как её обыграть, где можно её обыграть. Где и как в парном танце можно вставить сольное исполнение.
То есть, уровней очень много. Выше – «мастер-уровень», недавно слышал такое название (смеётся). Это, как я понял, «скорость восприятия информации и скорость выполнения фигур».
— У меня такое ощущение, что эти уровни – как у сайентологов: нарисуем всё дальше и дальше, до конца не дойдёт никто…
— Типа того, да.
— Если есть выбор – мастер-класс или буткамп… Приходит организатор и говорит: «Хочешь то, а хочешь это»…
— Спрашивает меня организатор? Нет, обычно я спрашиваю организаторов, что им нужно.
Для меня мастер-классы полезны тем, что человек даёт информацию, небольшую информацию, и потом вы её отрабатываете. И он может показывать разные вариации выходов, разные музыкальные обыгрыши.
Дал преподаватель небольшую комбинацию, поставил сальсу романтика – и обыграл её под музыку. Включил мамбо – обыграл совершенно по-другому, хотя все шаги и элементы одинаковы.
А буткамп – это определённый набор движений, определённая музыка и стиль, в котором это надо выдержать. И это очень полезно, потому что ребята развиваются в одном направлении. Они заучивают, отрабатывают одну и ту же комбинацию, она, что называется, должна от зубов у них отскакивать. Они её натанцовывают-натанцовывают-натанцовывают, пока она не войдёт в их мышечную память.
— А композиция, которая привозится, готовится заранее?
— Конечно.
— А если приехали – а группа не тянет?
— Обычно заранее с организаторами обговариваем уровень. Правда, иногда они просят «несложно, но интересно»; так не бывает. Всё, что интересно, всё сложно, даже если это простые элементы. Просто так под «раз-два-три – пять-шесть-семь» всё сделать просто, но попробуй сделать это под музыку, под конкретный инструмент – это уже сложнее.
Что до уровня – обычно организаторы его чётко определяют. Пишут, например, что человек должен знать базовые фигуры.
— Человек может знать базовые фигуры, но на сцену с ними лезть не отважится.
— Когда мы начали заниматься, я сразу всем сказал: курс вы можете пройти от начала до конца. Но сможете вы выступить или не сможете, решайте сами. Лишать кого-то занятий и говорить: «Не-не-не, это для тебя!» — я не могу. Но перед выступлением я просил их мне сказать, будут ли они выступать, чтобы я знал, на кого мне рассчитывать.
— То есть, номер ставился так, чтобы можно было кого-то убрать?
— Да, в случаях, когда всё разучивается за короткий срок – четыре-пять-восемь часов – ставится минимальное количество перемещений. Чтобы можно было кого-то убрать, чтобы ребята не путались. Потому что перемещение по схеме – это дополнительная нагрузка на мозг.
— Но человек не может сказать: «Нет, я не хочу на сцену», — пока не попробует.
— Перед тем, как выходить на сцену, мы танцуем весь номер под музыку в зале. И человек должен трезво оценить, успевает он сделать то, что ему дали, или нет.
— А почему не упростить хореографию под таких танцоров?
— А смысл? Пришли одиннадцать пар, которые могут выучить такую хореографию и хотят сложнее. И пришла одна пара, которая хочет «попробовать», но не успевает. Такое «слабое звено», которое тянет команду на дно. Просто «семеро одного не ждут».
— Мы опять выходим на какие-то спортивные установки.
— Нет, это не спортивные установки. Это вопрос ожидания людей. Если вы среднего уровня, а приходите на буткамп, который заявлен как «старший», и ещё претендуете выйти на сцену, не подводите команду и не ждите, что кто-то будет под вас подстраиваться.
— «Команда» — это спорт.
— Выход на сцену – это командный дух.
— Кстати, каков был самый первый Ваш выход на сцену?
— В Одессе. На какой-то студенческой постановке. Была группа, наш преподаватель ставил номер.
— Олег Соколов не подвёл команду?
— Может и подводил, я не помню. Но если меня оставляли в ней, наверное, я был на уровне.
Сцена как особое измерение
— Свои ощущения тогда не помните?
— Я Вам так скажу: все ошибаются – и преподаватели, и профессиональные танцоры, даже те, кто уже имеет опыт выступлений. Потому что сцена – это переживание, стресс. Потому что ты хочешь показать людям свои умения, и когда выбиваешься из того, что у тебя заготовлено, возникают нестандартные ситуации.
Все ошибаются. Но когда ты танцуешь в группе, чтобы станцевать красиво и синхронно, постановка делается на протяжении долгого времени. И идут одна за одной репетиции. И всё равно – бывает всякое.
— Ощущение кайфа от сцены когда пришло?
— С первого или со второго раза.
— Даже в том номере, где кто-то навалял? Я просто не понимаю, как можно получить два впечатления одновременно.
— Нет, поначалу, конечно, происходят ужасы. Помню первое крупное своё выступление на Берлинском фестивале. Сам с ужасом это вспоминаю. Потому что как можно было заставить себя выйти на такую сцену. Хотя, наверное, в каждом периоде твоего развития наступает момент, когда ты думаешь, что хорош в том, что ты делаешь.
— То есть выход на сцену – это такой challenge?
— Колоссальный. Кто-то бы, возможно, после этого перестал выходить на сцену. Я же для себя решил: «Нет, я должен сделать лучше, чем было тогда!»
— Есть ли какие-то требования к партнёрам и команде? Как я вижу, Ваши номера в последнее время сольные или парные? Команду сложнее выстроить?
— Конечно. В команде у всех должна быть ответственность – не только перед собой, но и перед другими. Потому что если ты опаздываешь или не приходишь на репетицию, ты подставляешь остальных.
Если это большая группа людей, должна быть собранность и понимание – это не только для тебя, у вас одна целая идея, которую вы хотите показать.
— А в чём именно идея – показать, что мы лучше, что мы преодолели, показать что-то ещё?
— Показать красивый командный номер. И то, что ребята могут делать это синхронно, одинаково и легко.
— А разговоры с партнёрами, которые не прикладывают должной степени усердия – были?
— В таком случае происходит разговор, хочет он участвовать или не хочет. Если человек говорит, что он хочет, значит ему нужно себя преодолеть, чтобы подстроиться под других – в частности, под хореографа. И показать то, чего от него хочет хореограф.
Каждый индивидуален, у каждого срабатывает какое-то ego. Командное участие – это работа над своим ego, погашение его. В этом нет никакой жестокости. Если человек хочет участвовать сам – он участвует сам; хочет участвовать в команде – участвует в команде. И в этом, в том числе, проработка – может ли он взаимодействовать с ребятами или нет. Это – как социальное общение: кто-то сидит взаперти, кто-то – гуляет в парках.
— Но Олег-то Соколов в этом разговоре – в главенствующей роли. Он в позиции «слабого звена» давно не стоял.
— Постоянно. На своём уровне себя оцениваю. И где-то не успеваю, где-то требую от себя больше.
Если хореограф требует от себя больше, он больше требует и от других. И, если ты приходишь к такому хореографу, ты должен это знать. Всегда должен быть рост, иначе неинтересно жить.
