Благотворное влияние, которое танец оказывает на танцующих, замечали многие. Однако не все знают, что наука его тоже давно отследила и успешно использует.
Об одном из современных психотерапевтических методов – телесно-ориентированной психотерапии, проблемах, локализованных в теле, традиционном отношении к телу в европейской и отечественной культуре. О тверке, инквизиции, американцах, качестве жизни… В общем это был очень долгий разговор с кандидатом психологических наук Ольгой Синицыной.
— Начнём по порядку. Телесно-ориентированная терапия – что это за метод, когда он появился и в чём его суть для чайников?
— Телесно-ориентированная терапия – один из методов психологической терапии, который не очень похож на все остальные. Более традиционные методы в большей степени используют вербальные, смысловые, образные техники. ТОТ сильно отличается от них ровно потому, что она использует тело и телесные практики для восстановления гармонии и баланса между телом и сознанием.
Основной постулат ТОТ состоит в том, что тело и сознание являются одним неразрывно связанным целым. Поэтому на многие проблемы сознания можно воздействовать через тело, и, наоборот, – на многие телесные проблемы можно воздействовать через сознание.
ТОТ начала формироваться в XX веке. Её основатель Вильгельм Райх работал в первой трети века, его ученик и последователь Александр Лоуэн – в середине столетия, тогда же появились основные концепции телесно-ориентированной терапии.
Тело и сознание являются одним неразрывно связанным целым. Поэтому на многие проблемы сознания можно воздействовать через тело, и, наоборот, – на многие телесные проблемы можно воздействовать через сознание.
— Что конкретно у человека должно болеть, чтобы он пошёл к психологу, который работал бы с ним посредством этого метода?
— В общем, к телесно-ориентированному терапевту можно прийти с более-менее любой проблемой, которую можно прорабатывать и другими методами. На самом деле то, какой выбирать метод, – дело вкуса и умения в совершенно определённой сфере.
— Тогда давай пробежимся по локализации основных зажимов и тематике соответствующих вытесненных эмоций. Или как это грамотно называется?
— Обычно это называется «проблемами, локализованными в теле».
Идею о том, что различные психологические проблемы имеют в теле разную локализацию, выдвинул Райх, и он же сформировал понятие «мышечного (или мускульного) панциря». Он говорил: первое, что мы видим в человеке, — это маска – панцирь характерных отношений.
Начальный панцирь формируется у человека ещё в детстве – в зависимости от того, как складывались отношения с самыми близкими людьми – родителями – и с окружающим миром. Складывается он для того, чтобы уберечь подлинное «Я» от всевозможных травм и угроз.
Когда отцы-основатели биоэнергетики начинали работать с телом, они поделили его на сегменты. То есть, когда мы говорим о том, что энергетические потоки могут зажиматься внутри тела в отдельных местах, естественно, делим тело на отдельные участки – сверху донизу.
Начнём с лица. Когда человек в силу своей психоэмоциональной структуры не может выразить какие-то эмоции, на лице складывается определённого типа маска. Во-первых, это зона вокруг глаз.
Когда у человека нет возможности выразить эмоции, продемонстрировать чувства, которые либо надо подавлять, либо они не очень приняты, он вынужден эти эмоции сдерживать. В этом случае вокруг глаз либо формируется амимичная зона – когда лицо со временем застывает, провисает. Либо, наоборот, появляется чрезмерная мимика. Функция у неё та же самая – не дать проявиться определённым эмоциям, но при этом задача – замаскировать их другими.
Если мы видим напряжение в верхней части лица, ему обычно сопутствует напряжение вокруг рта и челюстей. Цель зажимов вокруг рта, как правило, — не дать выразиться эмоциям тревоги, агрессии – тем, которые не очень социально одобряемы.
У внутренне здоровых людей, у которых необходимости постоянно сдерживать себя нет, — например, у детей, — мимика очень богатая. По сравнению с детьми мимика взрослых существенно обеднена. Та маска, которая сначала им помогала, а потом приросла, стала частью их структуры.
Кстати, это – именно то, чем маски и панцири не хороши. Первоначально они возникают как защита. Но со временем такая структура начинает поддерживать сама себя. Тогда вместе с защитой возникает ограничение в гибкости проявлений, в подлинности. Любой панцирь не только защищает, но и не даёт расти.
— С лицом разобрались. Дальше – шея.
— Шея – это одно из телесных сужений (вообще их в теле два – шея и талия). Через шею идут все энергетические потоки, которые связывают голову и тело, и, если в шее что-то закупоривается, то оно закупоривается наиболее интенсивно. Если это эмоции – то наиболее сильные.
Вообще если энергетическая закупорка происходит в шее, люди менее интенсивно чувствуют другую свою часть.
У европейцев в принципе часто бытует представление о том, что самое важное – это голова. Всё, что ниже, при этом считается этакой «машиной для обслуживания головы» и ощущается гораздо меньше, чем это могло бы быть у здорового человека.
Задняя часть шеи, как правило, связана с попытками глобального контроля над собой вообще. То есть, если мы видим неподвижную ригидную шею – это сигнал к тому, что у человека зажаты довольно много важных чувств и эмоций.
Ощущаться это может как тяжёлая ноша, большая ответственность, очень большой стресс и недостаток ресурсов для того, чтобы с этим стрессом справиться.
Часто в шее блокируется гнев – как наиболее табуированная эмоция, которая в нашей культуре социально не одобряется. В этом случае вместе с шеей обычно зажаты плечи и большая часть спины – вся зона широчайшей, трапециевидной мышц и далее.
При этом это – тот гнев, который не может быть проявлен; в этом смысле он зажимается там намертво. От этого спина и плечи становятся малоподвижны и частично перестают осознаваться в той схеме тела, которая есть у каждого человека. Человек несознательно выключает эту зону из сферы своего внимания, и сигналы оттуда перестают поступать. В результате становятся гораздо менее подвижными и ловкими верхняя часть рук и все руки вообще.
У европейцев в принципе часто бытует представление о том, что самое важное – это голова. Всё, что ниже, при этом считается этакой «машиной для обслуживания головы» и ощущается гораздо меньше, чем это могло бы быть у здорового человека.
Кстати, если мы начнём говорить о танцах, как о методе ТОТ, то, помимо разнообразных специальных техник, которые применяют телесно-ориентированные терапевты, — считаются очень полезными все вещи, связанные с самомассажем и тонкими движениями.
Самомассаж и тонкие движения дают довольно редкий шанс снова включить в общую схему тела «выключенные» части, сделать тело более связным, восстановить нарушенный контакт. При такой работе разжимаются блоки, давно и привычно сжатые, которые сжатыми не осознаются, поскольку мы с ними сроднились.
— В чём, в таком случае, разница между эффектом от танцев и работой массажиста, который может определённые зоны промассировать?
— Массажист, безусловно, полезен. Он разбивает и размягчает наиболее жёсткие зажимы, без этого никакая тонкая работа была бы невозможна. Но при этом он работает с мышцами, а не с той энергией, которая через эти мышцы идёт, и задачи восстановить поток энергии и связность тела у него нет.
Массажист разжимает мышцы, и поэтому курсы массажа очень полезны любому человеку – ведь, когда какой-то зажим накапливается, ты перестаёшь его осознавать. А когда у тебя появляется забытая свобода движений, дальше с ней можно работать на тонкой подстройке.
Но когда ты при этом двигаешься, причём в импровизации, восстанавливается общая связность тела, гармония. Танец, в отличие от внешней работы массажиста, — это то, что ты делаешь собой. В танце телом ты выражаешь себя – чувства, эмоции, даёшь выход энергии.
Те, кто танцует, замечали: во время танца сознание в какой-то момент отключается, и тело начинает действовать само, мы входим в состояние транса. Это – прекрасное состояние.
— Сейчас все поборники морали нам скажут, что это – ужасно, что контроль головы над телом необходим постоянно.
— Поборники морали говорят это как минимум с начала двадцатого века. Например, вокруг Фрейда в своё время разгорелся огромный скандал, ведь до него про тело никто не говорил, и никакого тела в работах терапевтов не было.
«Какое тело, о чём вы? Души прекрасные порывы, иногда – сознание, но тело – это же…Не-не-не, о чём вы вообще?»
— Когда такая табуированность тела сложилась в европейской культуре?
— Тело не было табуировано в античности, а в более поздней культуре, которую мы привыкли называть европейской, оно не было особо принято.
Более того, когда мы смотрим на картины XII-XIV веков с изображением разнообразных пыток, то приходим в ужас от того, что люди друг с другом творили. Создаётся ощущение, что тело не значило вообще ничего, и порог боли был гораздо выше, чем сейчас.
То есть, тело воспринималось как инструмент, и для того, чтобы до него добраться, нужно было какое-то очень сильное воздействие. По-моему, современный человек и трети всего этого не вынес. Про некоторые вещи вообще сложно сказать, как они пришли людям в голову.
Потом была эпоха Ренессанса, в которой тело возникло в античном варианте – как объект любования и отдельный предмет искусства. Затем эта эпоха прошла. И снова понеслось: пытки, Инквизиция, костры.
В нашем государстве всё ещё «веселее». У нас не только тела нет, у нас, как известно, и секса нет. И вообще ничего нет — сплошной «подвиг народа».
— Не отсюда ли у нас известные выплески типа «тверк»? С чем связаны попытки в определённом возрасте непременно оголиться и что-нибудь вытворить?
— Ну, а в каком возрасте ещё это делать? В чём вообще смысл подросткового возраста?
— Происходит постепенная сепарация от родителей. К концу подросткового возраста она в идеале заканчивается. При этом подвергаются сомнению и пересмотру все родительские установки и устои. Бунт.
— Верно. Но это – если мы рассматриваем подростка как часть системы. А если рассмотреть его как локальную единицу, то происходит важнейшая вещь – осознание себя на совершенно ином уровне.
Именно в этом возрасте формируется отдельная идентичность. И для того, чтобы нащупать и задать её границы, надо их проверять. То есть, проверка границ – это то, чем человек, в основном, в этом возрасте и занят.
— То есть, подросток похож на ребёнка до года, который проверяет и осознаёт границы собственного тела, засовывая пальцы в рот, в розетку и всюду, где их можно засунуть?
— Если совсем упрощать, то да. Только у подростка это происходит с границами не тела, но идентичности.
До этого возраста он не испытывает особых потребностей подобные границы устанавливать. А потом наступает двенадцать-четырнадцать лет, и начинаются вопросы: «Кто я? Зачем я? Чем я отличаюсь от других?»
И понятно, что, когда пробуешь границы идентичности, делаешь это совершенно разными способами. Как правило, они находятся на грани нормативности, потому что ты не можешь понять, что нормативно, а что – нет, для тебя самого как для отдельного индивида.
И довольно важная часть всей этой истории – осознание своей новой телесности. Происходит же ещё и совершенно бешеное переустройство тела. Тело выходит из под контроля, с ним начинают происходить невероятной скорости изменения. Оно регулярно начинает брать управление на себя – то есть, начисто отшибает голову. Бушуют гормоны.
Взрослые, к сожалению, не слишком это помнят. Но ты, как Алиса, — регулярно то уменьшаешься, то увеличиваешься, то ручки-ножки пропадают. И всё это надо как-то осознать, научиться с этим жить, и параллельно ещё решать важные вопросы.
— То есть, там была попытка утвердиться в статусе взрослых женщин?
— Не уверена, что речь шла о статусе. В подростковом возрасте есть ещё щенячий задор от того, что возникают новые ощущения от тела, бурлит уже совершенно недетская сексуальность. Её надо проявить, попробовать.
То есть, школьные дискотеки – это вообще такой тренажёр, где впервые пробуется и проверяется всё, что потом будет применяться во взрослой жизни. Ещё есть такая важная вещь, как «продемонстрировать себя», «показать, какой я клёвый и крутой». А у симпатичных девочек есть возможность проявить себя, не только написав контрольную.
То есть, это – совершенно нормативная история – ну, оттанцевали и оттанцевали. Другое дело, что из этого стоило выпускать на сцену и выкладывать в Сеть.
— Понятно. Давай вернёмся к зажимам. Горло.
Если говорить совсем схематично, поверхностное дыхание – это признак жизни, ограниченной и сдержанной по собственному почину. Дескать, я не хочу включаться в эту жизнь, потому что там слишком много опасений и тревоги. И иногда дышать полной грудью людям приходится учиться заново.
— В горле обычно кроется закрытый крик или плач. Закрывается он в зависимости от степени жесткости воспитания в довольно раннем возрасте. И в ситуации стандартной у зажатого горла не слишком много возможностей быть осознанным и проявленным.
Мы не очень много чего-то такого делаем горлом, чтобы оно могло самопроизвольно разжаться. Поэтому здесь бывает необходима отдельная работа, особенно методики связанные с дыханием.
Дыхание, вообще говоря, является ключевым индикатором телесно-ориентированной терапии. Большинство техник напрямую увязаны с дыханием. Всё, что касается подстройки терапевта к клиенту, любого воздействия, встроено в ритм дыхания. И по дыханию терапевт ориентируется, как идёт процесс.
Потому что в норме, когда человек здоров и все энергии текут по его телу свободно, дыхание у него полное и ненарушенное. Если же оно дефицитарное, поверхностное, либо ещё бывает персонаж, у которого сильно выпячена вперёд грудная клетка, но при этом прямая жёсткая спина (это очень определённый тип характера, который не даёт мелким эмоциям проявляться вообще), и такой человек впервые пытается вдохнуть полной грудью, начинает кружиться голова.
Могут начаться болезненные и даже тревожные ощущения на тему: «Это слишком много, это нельзя никак усвоить», «слишком много жизни».
Если говорить совсем схематично, поверхностное дыхание – это признак жизни, ограниченной и сдержанной по собственному почину. Дескать, я не хочу включаться в эту жизнь, потому что там слишком много опасений и тревоги. И иногда дышать полной грудью людям приходится учиться заново.
— Идём ниже. Спина. Я тут заметила очень характерную для наших людей, особенно женщин, осанку: грудь, задвинутая назад чуть не в позвоночник, и при этом наброшенные вперёд плечи. Что это? О чём свидетельствует?
— Это – такой приобретённый кифоз; при нём ещё выпячен живот и коленки назад. Это – создание себе зоны безопасности своим же телом. То есть, буквально «я себя собой же накрываю, своим плащом».
Это положение сдерживает, потому что присутуленные плечи сдавливают грудную клетку. Полной грудью в этом положении невозможно вдохнуть физически. Но зато появляется ощущение, что задняя часть – а это – всё, что связано с семьёй, с корнями, с родом – немножко защищена. А то, что большинство людей у нас травматики в этой области – понятно, стоит посмотреть историю страны.
То есть, если мы так сложились, – мы создали себе свою зону безопасности, которую в норме нам создают родители и предки. Поскольку у значительной части наших сограждан эта тема травмирована в силу особой трагичности нашей истории, довольно большому числу людей необходимо эту зону создать себе самим. Как умеют, так и создают.
— То есть, такая самодостаточная, самоокуклившаяся особь?
— Она не самодостаточная. Она перекрывает себе дыхание, а вместе с ним – смех, печаль, страсть. Но, главное, прикрывает сердечную зону, которая отвечает за создание контакта с другими людьми. Это создаёт ощущение безопасности, но устанавливать контакт в этом положении – сложнее.
— Ниже – талия?
— Да. Это – второе сужение в организме, отвечающее за связь ног и таза с остальным телом. Ноги у нас отвечают за устойчивость и контакт с землёй. За уверенность в себе и при этом готовность действовать.
Таз – это средоточие и продолжение жизни. Все сексуальные энергии и основы энергии, собственно говоря, находятся там. И все эти энергии идут снизу вверх – то есть, от ступней до макушки — и обратно.
Часто бывает, что мышцы талии не пережаты, а перегружены. Потому что талия берёт на себя то, что недогружено ниже, — ноги. И это означает, что нарушен контакт с землёй, устойчивость, заземление.
Как только ноги теряют эту свою энергию, большая нагрузка ложится на поясницу. И тогда поясница, вынужденная с этим справляться, наращивает свой панцирь и становится гораздо менее подвижной.
То есть, если посмотреть даже на стоящего человека, можно сразу определить, где у него что недогружено, перегружено или пережато. А когда человек двигается, ошибиться в этом просто невозможно.
Либо бывает наоборот: перегружены ноги, и тогда контакт с землёй мощный, прекрасный. Но при этом ноги перегружены настолько, что они теряют гибкость, и вся их задача – плотно врасти и удержаться. Ни о какой гибкости речи уже не идёт.
Возвращаясь к танцам, базовая стойка сальсы очень похожа на ту идеальную стойку, которую чертили отцы-основатели телесно-ориентированной терапии. Когда Райх, Лоуэн, Фельденкрайз показывали, что такое максимально физиологичная стойка тела и максимально алертная, то есть, расслабленная и при этом готовая к действию, они чертили схему, которая абсолютно совпадает с базовой стойкой.
Это – слегка присогнутые колени, плотный контакт ступней с землёй, слегка отведённый назад хвост и присогнутые руки. Это – поза, в которой энергия идёт максимально естественно, нигде не нарушена.
Базовая стойка сальсы очень похожа на ту идеальную стойку, которую чертили отцы-основатели телесно-ориентированной терапии. Когда Райх, Лоуэн, Фельденкрайз показывали, что такое максимально физиологичная стойка тела и максимально алертная, то есть, расслабленная и при этом готовая к действию, они чертили схему, которая абсолютно совпадает с базовой стойкой. Это – поза, в которой энергия идёт максимально естественно, нигде не нарушена.
— Логически такое совпадение как-то можно объяснить?
— Я могу сделать предположение, что любые верные техники и практики либо исходят из одного посыла, либо приходят к похожим результатам. Если мы возьмём, например, базовую стойку бойца в единоборствах, она будет примерно такой же — тело расслаблено и при это максимально готово к действию.
— То есть, есть какое-то наиболее физиологичное состояние тела, которое просто нащупано разными практиками?
— Да, поиски практик с различными целями просто приводили к одному и тому же. Если мы посмотрим на довольно большое количество «стоячих» асан йоги, они примерно такие же. При этом силовые упражнения исходят из этой же стойки. Потому что при ней, даже если ты работаешь с большим весом, тело – суставы, мышцы – не перегружаются.
Есть естественная постановка тела человека, у которого отсутствует большинство создаваемых современной цивилизацией зажимов. И чем более человек естественен и гармоничен, тем более его поза близка к исходной. То есть, если посмотрим, как движется ребёнок, – он движется так же.
— Хорошо, с телом разобрались. Поговорим про сознание.
У меня лично был любопытный опыт: через несколько месяцев после начала занятий танцами, в голову вдруг полезли всякие интересные мысли. Всплывали какие-то старые воспоминания, появились новые оценки каких-то вещей.
Насколько я наблюдаю занимающихся, для людей с изначальной определённой степенью зажатости и отсутствием навыка движения этот момент характерен. Что это такое?
— Это — то самое восстановление баланса и проявление непроявленных эмоций. То есть, как только тело начинает двигаться более естественно, как только оно возвращается к живому положению – всплывают зажатые когда-то чувства и эмоции. Потому что не двигающийся человек с течением жизни приобретает другую — фиксированную, ригидную стойку, она становится привычной. Это скорее не панцирь, а шора. В этом панцире человек способен действовать лишь строго определённым образом, по алгоритмам.
Когда же появляется новый опыт движения, при котором начинают заново ощущаться забытые части тела, осуществляется движение энергии по забытым путям, разблокируются мышечные зажимы, это даёт потрясающий эффект.
Начинают отреагироваться те эмоции, которые не были отреагированы и были пережаты. Они всплывают. В зависимости от того, где был локализован зажим, могут всплывать воспоминания даже совсем детские, инфантильные.
Эти воспоминания всплывают и, при хорошем раскладе, отреагируются. После этого можно жить с новым приобретённым опытом.
Когда же появляется новый опыт движения, при котором начинают заново ощущаться забытые части тела, осуществляется движение энергии по забытым путям, разблокируются мышечные зажимы.
Начинают отреагироваться те эмоции, которые не были отреагированы и были пережаты.
Эти воспоминания всплывают и, при хорошем раскладе, отреагируются. После этого можно жить с новым приобретённым опытом.
— Эта работа аналогична работе психотерапевта? Я имею в виду работу с вытесненными эмоциями, которую можно вести через разговор, рисуночные тесты, работу со снами…
— Это не аналогично, это всё-таки разные подходы. При этом надо иметь в виду, что абсолютное большинство процессов, которые происходят с человеком, проистекают до или вне сознания. И отреагировать их на сознательном уровне очень сложно.
То есть, мы не всегда готовы и способны осознать какие-то чувства и эмоции, или не можем их узнать, выразить их вербально. Но это и не всегда нужно. Потому что на телесном уровне очень многие вещи происходят до и вне сознания.
Иначе говоря, попытка всё осознать и проговорить имеет ограничения. Равно так же, как, впрочем, имеет ограничение попытка всё прорешать через тело. Вопросы этики и морали через тело решаются не всегда.
Но значительная часть задач через тело решается даже успешнее, чем другими подходами, которые используют вербальный и сознательный уровень.
Абсолютное большинство процессов, которые происходят с человеком, проистекают до или вне сознания. И отреагировать их на сознательном уровне очень сложно.
То есть, мы не всегда готовы и способны осознать какие-то чувства и эмоции, или не можем их узнать, выразить их вербально. Но это и не всегда нужно.
— Следующий момент. Мы говорили о том, что человек приобретает новый навык движения. Это навык именно движения или новый навык социальной реакции? И как они взаимосвязаны?
— Поскольку тело и сознание связаны, мы говорим не только про новый навык движения, но про новое, точнее, забытое старое, осознание себя и расширение возможностей, в том числе и общения с другими людьми.
А поскольку танцуем мы ещё и в паре, эффект терапии подкрепляется тем, что на занятиях мы взаимодействуем с другими людьми.
То есть, в процессе происходит не просто осознание себя, дающее нам другие, более широкие возможности. Происходит постоянный контакт с другими людьми, при этом – разными, с которыми каждый раз надо устанавливать новые взаимоотношения.
И надо тут же на практике учиться – установить взаимоотношения, найти баланс свой и партнёра, договориться о степени доверия – о готовности вести и вестись – о массе вещей, которые касаются социального взаимодействия. Причём значительная часть этих вещей происходит, опять же, невербально, на телесном уровне.
Это – совершенно потрясающий опыт, которого никакие другие способы, пожалуй, не дают. То есть, я вообще социальные танцы рассматриваю как своеобразную терапию и профилактику нарушения контактов.
А если мы начнём говорить про аргентинское танго, это — прекрасная терапия супружеских отношений, отношений в паре. Там контакт ещё плотнее, и баланс нужно устанавливать на ещё более глубоком уровне.
Поскольку танцуем мы ещё и в паре, эффект терапии подкрепляется тем, что на занятиях мы взаимодействуем с другими людьми.
То есть, в процессе происходит не просто осознание себя, дающее нам другие, более широкие возможности. Происходит постоянный контакт с другими людьми, при этом – разными, с которыми каждый раз надо устанавливать новые взаимоотношения.
И надо тут же на практике учиться – установить взаимоотношения, найти баланс свой и партнёра, договориться о степени доверия – о готовности вести и вестись – о массе вещей, которые касаются социального взаимодействия. Причём значительная часть этих вещей происходит, опять же, невербально, на телесном уровне.
Это – совершенно потрясающий опыт, которого никакие другие способы, пожалуй, не дают.
— То есть, в случае с аргентинским танго это будет прицельная терапия пар.
— Да.
— В таком случае прицельной терапией чего может быть сальса?
— Да чего угодно! (Смеётся). В зависимости от того, что нужно человеку.
Может быть прицельной терапией хорошего правильного взаимодействия с другими людьми, радостного осознания себя, полноты жизни, дружелюбия, готовности к определённому уровню доверия – к окружающему миру и окружающим людям, — готовности к определённому уровню ответственности.
То есть, танец – это очень хорошая метафора всей жизни вообще. В танце мы делаем ровно то же, что мы делаем в своей жизни.
— Возможен ли танец как самопроизвольная терапия? Обычно наши граждане сложно воспринимают психологов. Во-первых, непонятно, кто это такой, во-вторых, до него ещё надо дойти, и, в-третьих, в процессе работы он создаёт довольно большой дискомфорт.
А тут – ты просто танцуешь, а проработка зажимов идёт.
— Танец как самопроизвольная терапия – прекрасная вещь, которая показана всем. Потому что, безусловно, жить станет лучше и веселее. При этом далеко не все задачи решаются танцем. Есть всё-таки часть задач, с которыми надо идти к специализированному терапевту и с ним их решать.
Но, поскольку человек танцующий начинает иначе взаимодействовать с социумом — становится более социально смелым, социально раскованным, более осознающим себя и любопытным к себе, — желание порешать то, что до сих пор мешает жить, приходит к нему гораздо легче. И все эти трудности с восприятием специалиста значительно смягчаются.
Ещё танцы приводят к тому, что человек становится более любознательным, желающим применить себя в тех сферах деятельности, где он до того себя не применял. Начинает хотеться ещё много разного.
Потому что один из признаков здорового человека – любознательность. К сожалению, у взрослых людей, она, как правило, сильно редуцирована. То есть, «не лезь», «сиди тихо», «живи смирно» — все порывы любопытства пресекаются. А, когда человек возвращается к своему естественному состоянию, уровень любопытства повышается.
Сальса может быть прицельной терапией хорошего правильного взаимодействия с другими людьми, радостного осознания себя, полноты жизни, дружелюбия, готовности к определённому уровню доверия – к окружающему миру и окружающим людям, — готовности к определённому уровню ответственности.
Танец – это очень хорошая метафора всей жизни вообще. В танце мы делаем ровно то же, что мы делаем в своей жизни.
— Вопрос, может быть, несколько из другой темы. Что такое, в твоём понимании, хороший танцевальный тренер и плохой? Чем один отличается от другого?
— Для меня хороший тренер – тот, кто любит то, что он делает. И которому интересны люди; это – два минимально необходимых условия. Без них хороший тренер не состоится. Ещё очень важно – чтоб ему хотелось передавать знания – делать других людей более умелыми, счастливыми и радостными.
Тренеры плохие полным этим набором, как правило, не обладают. То есть, либо они очень любят людей и хотят сделать их жизнь лучше, но при этом не слишком мастеровиты. И тогда это – жизнерадостная профанация: «делаем всё весело, что именно делаем, — объяснить не можем».
Я наблюдаю подобное в самых разных сферах, очень часто – у спортивных тренеров. То есть, человеку показали какой-то алгоритм, он требует его со своих учеников, но выполнить этот алгоритм – значит убиться.
Хороший тренер всегда выходит за пределы своей узкой области, его интересуют области смежные. То есть, тренер танцевальный, как правило, неплохо знает анатомию и физиологию, занимается чем-то ещё, помимо танцев. Не важно, дыхательные это практики, массажные или боевые.
Хорошему тренеру интересно: «а почему так, а не иначе? Что нужно сделать, чтобы получить некий эффект?» И он постоянно повышает уровень своего мастерства. Ему любопытно.
Ещё обязательное условие – интерес к людям и любовь к взаимодействию с ними. То есть, представить себе тренера-ипохондрика довольно сложно. Хирургу так можно, а тем, кто находится в живом контакте, — наверное, не получится.
Хороший тренер всегда выходит за пределы своей узкой области, его интересуют области смежные. Ещё обязательное условие – интерес к людям и любовь к взаимодействию с ними.
— Насколько вообще телесно-ориентированная терапия нужна в нашем замечательном обществе?
— Я как специалист иду по улице, смотрю на людей, и у меня просто руки тянутся где-нибудь что-нибудь выпрямить и разжать. (Смеётся). Нужна, очень, потому что с телом у нас везде по-всякому.
Не только у нас, впрочем. Например, прошлым летом мы были в Штатах, ездили по разным городам и весям, и я смотрела, что происходит у людей с телом. Там очень заметна социальная кластеризация – те, кто относятся к верхнему среднему классу, выглядят значительно более здоровыми, в первую очередь на уровне тела.
И у тех, кто там начинает утро с пробежки, психолог явно тоже входит в повседневную жизнь.
А есть и такие, кто раз в жизни приезжает в Disneyland, совершенно гигантские люди незнакомого мне размера. Часть из них сразу садится на инвалидные коляски, потому что из-за веса они не очень могут ходить, и едут по разным аттракционам.
И это – совершенно другой уровень — начиная с еды и заканчивая осознанием себя, своего тела. То есть, этого осознания просто нет. И видно, что это – чёткая социальная кластеризация – на верхних и нижних.
— У нас что-то подобное есть?
— У нас в последнее время это активно формируется. Я наблюдаю большой рост популярности спортивных клубов, танцевальных школ. Меня это очень радует.
То, чего не было много лет, – внимательное отношение к себе, к своему здоровью. Плохое слово, — но это не было престижным. Сейчас этому уделяется гораздо больше внимания, и это замечательно. Потому что, хоть тушкой, хоть чучелом, но хочется, чтобы люди как-то о себе заботились.
— То есть, такая забота – это не блажь?
— Естественно, нет. Наоборот, это – возвращение к естественному гармоничному состоянию.
— Я сознательно употребила это слово. У нас есть довольно большой слой людей, которые очень подозрительно относятся ко всему, что превышает социальный минимум. Дескать, это есть, что тебе ещё надо?
— И это печально, потому что пиво, семки и телевизор – не самый здоровый набор для хорошего качества жизни.
— Хорошее качество жизни – это осознанность?
— Осознанность, проявленность, да вообще всё, на самом деле. Масса людей живёт иначе. И никаких вопросов на тему: «А зачем вообще я?» — они себе не задают. И внешне это тоже видно. Думаю, если мы внимательно посмотрим на часть людей в метро, — эту определённую прослойку будет видно достаточно чётко.
— Этак мы сейчас дойдём до связи между танцами и вопросами высшей философии: «Зачем я?»
— А мы с неё и не сворачивали. Мы с неё начали и через весь разговор она красной нитью проходит.
Потому что танцы не являются жизненной необходимостью – они сверх неё. А всё, что сверх неё, выходит за пределы регулярной еды, более-менее регулярного сна и отправления физиологических потребностей, требует ответа на вопрос: «Зачем?»
И, как правило, человек, который этот вопрос себе задаёт, находит на него ответ: «Это нужно мне для того, чтобы жизнь моя была полнее. Чтобы она была интереснее, радостнее, качественнее».
— Иначе говоря, качество жизни, её наполненность, связаны ещё и с определённой глубиной?
— Конечно.
(В интервью использованы фотографии с семинара Ольги Синицыной «Оптимум мотивации» в рамках курса «Эмоциональная механика». Занятие проходило в арт-пространстве «Точка сборки».
