После нашего рассказа о песне Эктора Лаво в обсуждениях стали появляться видеозаписи, на которых иностранные инструктора танцуют под композицию с таким непростым текстом.
Мы решили разобраться, как же воспринимают в Латинской Америке слова песен, и какую роль играет музыка в жизни тамошних жителей.
Наш собеседник Александр Юмашев преподаёт бачату и много времени проводит в Доминиканской республике.
Как вообще в Латинской Америке относятся к текстам песен? Мне рассказывали, что некоторые иностранные инструктора ругали наших диджеев за обилие пошлятины в текстах той же бачаты.
С текстами всё просто… В бачате очень много пошлых песен, с точки зрения пуританского общества. Простой народ это любит, а средний и высший класс нос воротит. В результате зависит от аудитории, на которую работает певец.
А как они под Aguanile танцуют? Или тамошним сантеро все эти духовные искания — из серии «что курил автор»?
Нормально танцуют. Часто даже отыгрывают слова. Будут креститься, закатывать глаза к небу и прочее.
Видел где-то концертную запись Лаво, Колона и Селии Круз… год эдак семьдесят восьмого. Так там под Aguanile народ в зале зажигал и не парился.
В Доминикане я слышал, как Aguanile в сальса-клубе ставили. Причем не просто клубе, а клубе, хозяин которого — сам El Canario. И народ танцевал. Танец для них такой же элемент жизни, как и музыка. Что мешает под эту музыку двигаться?
Не путай с нашим обществом, у нас религия очень табуирована в плане обрядов. Они же вполне себе поют в церквях. И это не только в Латинской Америке. Например, Рей Чарльз пел госпелы, за что религиозные деятели подвергали его критике, но народ, в общем-то, воспринял очень хорошо.
Мы смотрим на музыку с нашей колокольни. Для нас музыка — это что-то академическое, правильное, чему надо долго учиться и потом выступать на концертах. Для них это -обычная жизнь.
Музыка — это то, что играет сосед, сидя на лавке перед магазином вечером. Только потом этот сосед становится Ибрагимом Феррером, а так он просто сосед, который хорошо играет и поёт. А Эдилио Паредес начал ездить по деревенским вечеринкам с бендом своих друзей с тринадцати лет.
Там вся эта музыка — реально образ жизни. Ребята, чинящие мне колесо, услышав по радио модный реггетон, бросают все инструменты и устраивают танцы не хуже, чем Йоанди. И в соне поют про собаку соседа, которая задолбала лаять и не даёт спать, а в бачате человек возвращается домой, а на кровати — огромный негр и голая жена рассказывает, что ничего не было. Это всё про жизнь. Она у них реально такая.
Для европейской культуры, танцы — это шоу, показать, чтобы все сказали «ах» и заплатили деньги. А там… многие наши доминиканские друзья удивляются, когда мы говорим, что преподаём бачату: «Чего там учить, это же бачата». Причем бачата — наиболее яркий пример, потому что она непригодна для шоу, вообще непригодна, это чисто социальный танец… в результате, европейцы придумывают свой танец фактически с нуля на базе тех же бальных танцев и сальсы.
Потому что мы ценим музыку и танец как перфоманс, и рассматриваем обучение им как часть перфоманса: «Давай выйди и покажи всем!» А там не нужно показывать. Потому что «это бачата, чему там учить»… кто же учит людей «весело побухать» или «посидеть с друзьями на лавке во дворе», или «клеить девушек в баре» (хотя последнему уже учат).
Читайте также Aguanile