Отечественные любители сальсы в последние годы в два раза счастливее стали, потому что у них теперь «два Ростова» есть.
О том, как развиваться, не оказываясь в тени старших коллег, рассказывают Денис и Елена Брылёвы («Республика», Rostov for Fun Fest, Ростов-на-Дону).
Как открыть школу сальсы в городе, где школа уже есть
— Не страшно было делать собственную школу в городе, где много лет работают Ванюшины и «Boogaloo»?
Лена: Страшно было очень. Тем более, начинала я, не имея опыта преподавания в сальсе, хотя до этого профессионально занималась танцами, у меня есть хореографическое образование. Но это были другие жанры – модерн, джаз, хип-хоп, эстрада; я ставила, танцевала в шоу-балете и преподавала танец детям и взрослым. То есть, опыт работы с людьми был, но не в сальсе. Было только огромное желание погрузиться в эту тему.
Денис: Совсем не страшно.
Лена: Я нашла партнёра, который танцевал уже довольно давно. У него, наоборот, не было опыта преподавания. И мы начали – постепенно рассказывая ученикам то, что умел мой партнёр в плане фигур и техники.
— И всё-таки. Чтобы открывать собственную школу под боком уже известной, надо быть либо очень беспечным человеком, либо сумасшедшим, либо иметь какую-то свою идею. Что было?
Лена: Наверное, третье, — с самого начало было своё видение.
Я начинала танцевать сальсу в Италии, училась там на вечеринках. И, когда увидела тусовку ростовскую, был разрыв шаблона: всё оказалось совершенно с другим настроением, сдержанно что ли… Мне тогда объясняли: это потому, что здесь танцуют «нью-йорк», – честно говоря, тогда мне это мало что объяснило, потому что сама я на тот момент танцевала только «кубу».
Был «Третий Фронт». Вот там я, наконец, прониклась «нью-йорком», потому что танцевала всё подряд и со всеми. Технически, наверное, было не айс, но я брала тем, что «проживала» музыку. Меньше месяца я ходила на занятия «нью-йорком» в «Boogaloo» — просто у Марины в это время была открыта только старшая группа, но было что-то совсем не то. Потом съездила на «Препод-пати», посмотрела на других людей. И, несмотря на то, что технически мне ещё было учиться и учиться, всё это время во мне зрела мысль: «Надо открывать собственную школу». Не конкретная идея, а какая-то прям idea fix, ощущение.
— А как же, бизнес-план на три года вперёд?
Лена: Сейчас расскажу. Мы с Денисом познакомились, когда он из сальсы «временно выбыл»…
Денис: …а я в танцах с 2003. Короче, ко времени, когда мы познакомились, я уже начинал, бросал, несколько раз возвращался. То есть, я приходил на большие движухи и вечерины раз в месяц. И тут чего-то пришёл на «Сальса-Рождество»…
Лена: Я к тому времени в тусовке крутилась, наверное, год. И тут смотрю: незнакомый парень. А мне говорят: «Да ты что, это ж наш местный Шрек, пригласи его, он классный!». И я пригласила.
Потом, когда мы уже начали встречаться, я потихонечку начинала его своей идеей школы долбить.
Денис: А мне как-то было по фигу. Я в то время занимался логистикой, но уже сдавал дела в компании. То есть, когда мы начали встречаться, я два месяца сидел дома, доедал прежние деньги и плевал в потолок. И танцы эти мне рядом не тарахтели вообще.
Лена: А я продолжала танцевать в шоу. Но идея школы меня настолько увлекала, что начались уже даже мелкие травмы. Ну, вот не шло оно! В итоге я нашла себе замену и уволилась. Попыталась доставать Дениса. В итоге он сказал: «Найди себе партнёра, снимите зал, да начните!»
Денис: А параллельно, чтоб было понятно, я её танцевать учил.
Лена: Да, мы занимались с Денисом.
Потом Дима Журба рассказал, что его пригласили преподавать в какой-то фитнес-клуб, «пошли вместе». Но с клубом не получилось. И тогда естественно возникла идея: давай снимем зал и начнём преподавать сами.
Я искала зал. Нашла, причём это было фойе совдеповского ДК без окон, без дверей, без зеркал, без вентиляции. Начали там. Мы даже особо не рекламировались, дали только объявление «ВКонтакте». И на первый набор пришло шестьдесят человек, видимо, меня тогда очень сильно штырило.
Конечно, часть народу – это были мои знакомые, которые потом отвалились, но они задали движняк. Потом группы пошли, и сомнения в том, а своим ли делом я занимаюсь, отпали. Причём сначала не было даже раздевалки, мы просто ставили для девочек ширму в углу.
Денис: Чтобы было понятно, это был городской «Дом творчества» на Темерницкой улице. В своё время там начинали все, и «Boogaloo» в том числе.
Лена: И ещё мы делали очень много выездов – всякие шашлыки. Наверное, этим тоже привлекли народ.
Денис: Танцы тоже были серьёзные. Чтобы было понятно, Серёжа Тимофеев – из того нашего первого набора — занимался у нас «кубой» около года.
Лена: А дальше как, собственно, Денис стал преподавать…
Денис: Я сам расскажу (небольшая драка).
Мы сделали первый набор. А дальше подходит срок тендера в котором я участвовал по логистике, и мне с партнёром говорят: «Извините, вы проиграли». И я понимаю, что надо что-то делать, потому что деньги все проедены.
Мы поехали с ребятами кататься на велосипедах, и кто-то упомянул: «А вот есть такая компания». Обходными путями я вышел на генерального директора, и меня в 25 лет взяли туда директором по логистике. И это всё где-то за две недели.
То есть, эти две недели я ещё приходил и помогал преподавать, а потом сказал: «Adios!» И дальше я уходил на работу, когда Лена ещё спала, а приходил, когда спала уже. И пока я там работал, никакие поползновения Лены не действовали. Так продолжалось месяцев пять.
А потом случилось чудо.
Лена: Я расскажу. (Драка).
Мы с Серёжей Тимофеевым пошли в зал заниматься акробатикой. Там нам долго объясняли, как надо приземляться с прыжка – не на носочек, как я привыкла в балете, а на всю стопу. Ну, и короче я приземлилась.
Денис: Ногу она поломала, короче.
Лена: Одну поломала, а другую сильно вывихнула.
Денис: В общем, первое занятие осеннего набора Лена провела, на втором она уже была в гипсе на костылях, и с группой занимались я и Дима. А в четверг я просыпаюсь от того, что у меня дико болит локоть, иду в травматологию, и мне говорят, что там какая-то фигня с суставом. В пятницу мы заходим в зал – Лена с гипсом на правой ноге, а я – на левой руке. Ученики в шоке.
Лена: Денис провёл первое занятие, и я увидела: он в своей тарелке. При этом он продолжал говорить: «Мне это не надо!» А я видела, что на занятии его просто штырит, и ученики это тоже чувствуют. И потом я всегда понимала, что нам не хватает головы, которая будет вести школу вперёд.
Ну, и я продолжала его дёргать.
Денис: А потом у меня не заладилось с работой. И вот с этой рукой в гипсе я ушёл на больничный (при этом прекрасно проводя занятия), потом написал заявление и уволился.
Лена: И при этом у него была куча страхов. Я всегда говорила: «Твоё – это собственный бизнес». Денис и с начальниками всегда не мог договориться, потому что у него на всё – какое-то собственное видение. Но школа танцев – это очень сомнительно в плане бизнеса. Хотя, когда Денис поверил и начал серьёзно ею заниматься, у нас быстро начались изменения.
У меня страхи были скорее необоснованные. Когда мы только-только открывались, многие люди мне рассказывали: «Вы же должны открывать только филиал «Boogaloo», вы же должны спросить у Ванюшиных разрешения». Вот когда я поняла, что это всё – необоснованная ерунда, страхов больше не было.
Школа танцев как бизнес: спокойствия никто не обещал
Денис: Когда я ушёл с работы, у меня опять остались деньги. Мы сразу переехали в другой зал в том же ДК, купили туда кондиционеры… Поработали там четыре месяца, я понял, что всё идёт нормально, и мы опять сняли новый зал, уже на полную аренду, а не по часам.
Лена: Мы сняли зал, он был полностью оборудованный с зеркалами, мансардный и очень уютный. Там начали проходить первые вечеринки, сложилась атмосфера…
Денис: Это уже почти год с открытия школы прошёл.
Лена: Причём снимали мы его тоже интересно.
Денис: Мы пришли, но я сказал: «Зал классный, всё нравится, кроме цены: сто тысяч не могу». – «А сколько можете?» — «Пятьдесят». – «Сейчас мы позвоним хозяйке. Да, по рукам». И мы такие: «Оппа!»
Делать там ничего почти не пришлось – только за неделю поставили перегородку в раздевалке. И пробыли там год и месяц.
Причём когда мы только открывали школу, было страшно. Когда снимали зал, я уже понимал какие-то цифры. И мы хотели снять зал на триста метров – слава Богу, нам его не сдали. Потому что потом мы увидели, что и 145 не вывозим…
Ещё, чтобы было понимание, как я снимаю залы. Я сижу и внутри себя фантазирую: чего я хочу…
Лена: Ага. Иногда он меня ночью будит: «Лена, а чего бы ты хотела?»
Денис: А потом просто прицельно езжу по городу и нахожу то, что представлял.
Через год всё опять шло к развитию, мы уже подписали договор на следующий год. И как-то в десять часов вечера мы сидим разговариваем, заходит мальчик: «Собирайтесь и вываливайте. Сейчас». Планы развития на тот момент уже были – мы потихоньку начали снимать по часам ещё зальчик рядом, причём нам его уже сильно не хватало.
Я посидел, нарисовал в голове картинку и вечером сказал: «Лен, поедем покатаемся». Мы катались по городу, но везде получалась какая-то фигня, пока я не сказал: «Давай заедем в тот непонятный зал, где мы были год назад».
Поднялись на третий этаж, заглянули в окно и увидели тот же строительный мусор, который год назад лежал. Я сказал: «Отлично», нашёл хозяев, и через два дня мы подписали договор. Занял кучу денег, за десять дней мы сделали ремонт. И через две недели после того, как нас выгнали, уже заехали в новое помещение и вели занятия.
Лена: Но там была прям стройка: с учениками ставили стены, шпаклевали.
Денис: Туда только на первом этапе мы вложили больше трёхсот тысяч рублей, для нас это были огромные деньги. Но вопроса, делать или не делать, уже не было. Был вопрос, как делать.
— А почему не было страшно? В Москве сейчас, как знаю, развитие многих школ тормозит фантастическая аренда, которая съест такую часть цены занятий, что за остаток просто неинтересно работать. В Ростове пять лет назад с этим было свободнее?
Лена: У нас просто есть вера в то, что мы всё делаем правильно. У нас и тогда и сейчас периодически бывают спады. Но это уже не за зарплату, это уже – образ жизни.
Денис: Я знаю, что в Москве ценник фантастический, но и в Ростове ценник аренды тоже немаленький. Если бы я подписывался на варианты, которые находятся в общем доступе, у меня бы и сто процентов аренда съела. Я просто умею находить варианты, которых в общем доступе нет.
Вот когда мы заехали на Шаумяна, всё было прекрасно. Отличная тётка арендодатель, к которой я ездил на день рождения и дарил огромные букеты роз! У нас были отличные отношения! Два с половиной года! Вообще ничего не предвещало! Но в один прекрасный день она пришла и сказала: «Всё, закругляемся». Я сказал: «Нереально, дайте ещё полгода». Она сказала: «Месяц!» В итоге договорились на два, а просидели три.
А дальше – чем бóльшее помещение ты ищешь, тем сложнее его найти. И два месяца мы катались по городу – не было вообще ничего! Почти согласились на бывшую табачную фабрику в центре – условия аренды там были нереальные, оставалось просто придумать, как жить с такими условиями. Но, в конце концов, я всё-таки дал с ними задний ход.
А теперь мы заехали в 530 метров, здесь кроме летучих мышей не было вообще ничего.
Мы ставили все стены, заливали стяжку, ламинат, делали канализацию, водоснабжение, вентиляцию, кондиционирование, тянули вводной электрические кабель. Про освещение вообще молчу — километры кабеля. А ещё хотелось сделать всё красиво и по уму. Короче говоря, здесь надо было положить здоровье причём не только мне, но и всем нашим ребятам тоже.
Когда на период строительных работ мы брали арендные каникулы, хозяин спросил: «В шесть месяцев уложитесь?» И я ответил: «У меня нет шести месяцев, я уложусь в полтора». И через полтора месяца мы начали занятия. На момент ремонта мы вложил сюда, считай, стоимость хорошей двухкомнатной квартиры, но всего мы не доделали до сих пор, потому что здесь невозможно доделать.
Фишка в том, что я – человек экшна, мне с такими вариантами интересно, я их сам себе в жизни создаю. И когда они наступают: «Ааа! Мозг кипит, надо выкручиваться!»
Ровно не бывает, постоянно кризисы. Иногда думаешь: «А не бросить ли всё на хрен, потому что на протяжении семи лет – одни и те же грабли». Но потом упираешься рогом – и давай.
Для зарабатывания денег та профессия, которой я занимался семь лет назад, была бы, наверное, лучше. Просто моя нынешняя жизнь мне очень нравится.
Школа как клуб, или Как поломать форматы
— Напомните, пожалуйста, все ваши «паркетины» в этом году – я запуталась…
Денис: Шоу-номер, фестиваль, который пошёл в номинации «открытие» и ещё во второй раз взяли «клуб года». Дело в том, что мы в школе делаем как клуб – у нас есть вечеринки.
Лена: Вообще с самого первого зала мы ориентируем людей: мы их учим, чтобы они свои знания применяли на вечеринках, которые проводим тоже мы. У нас «школа-в-клубе», если можно так сказать.
— Бар, персонал…?
Денис: Нет, не так. Диджейские стойки, звук, свет. Бар сейчас только начал появляться и то “по фану”.
Лена: Раньше мы вообще ничего не продавали и разрешали приносить с собой всё, включая алкоголь.
Денис: По моему, опыту, продажа алкоголя – бессмысленное мероприятие с точки зрения денег. Но, если человек хочет выпить, ему нальют. Та же история с кофе. Отбивается в ноль, включая расходы на кофе и кофемашины.
Лена: У нас всегда была плата за вход, и человек получал воду, чай, фрукты. Сейчас появился кофе, потому что захотелось хорошего кофе.
Денис: Ну, потому что растворимый — вот где уже!
— То есть, вы таким образом решили основную проблему сальсеро, которые всегда кричат: «Нам негде танцевать, заведения нас не пускают, потому что мы бар не делаем!»
Лена: Ещё когда были в «Доме творчества», мы пытались делать вечеринку в баре рядом. Они нас пускали – им нужна была движуха. Но там был очень маленький танцпол. И, соответственно, как только мы нашли для школы зал, стали делать вечеринки у себя. Может быть, изначально даже не планировали. Просто сделали раз, два – понравилось.
Денис: А теперь у нас три зала. На вечеринках заняты они все, причём сальса играет в самом большом. Там нет зеркал, в основное время там занимаются новички, и я считаю, что зеркала им не нужны. Атмосфера в этом зале скорее клубная.
И, соответственно, 90% танцевальных мероприятий, которые проводятся в нашем городе – всякие баттлы хип-хоперов и брейкеров, фестивали тангеросов – всё это проходит на базе нашего клуба. Они просто снимают его в аренду на выходные.
Сейчас мы сами делаем два мероприятия. Гена в этом году проводил у нас одну из вечеринок «Сальса-Рождества», насколько понимаю, понравилось.
— Ну, в общем, вот и ответ, как разойтись в одном городе двум школам – просто делать разные форматы.
Лена: Да у нас с самого начала были разные концепции во всём – начиная с преподавания и заканчивая тем — как круто танцевать.
Чья энчуфла лучше
Лена: В первые годы, когда мы только начинали, мы ориентировались на «Boogaloo», и это мешало. Потому что когда ты всё время смотришь на своего конкурента, ты же всё равно не он.
Денис: Но вообще это нормально.
Сейчас объясню. Когда я сам учился в «Boogaloo», первые месяцев шесть-восемь, меня, как и всех в Ростове, учили танцевать «кубу», потом пошёл «нью-йорк». И «куба» мне уже вообще «не заходила». То есть, танцевать я умел, но не захватывало.
Когда появился «нью-йорк», я провёл год в группе, которая танцевала «на два», демонстративно танцуя «на раз». Ну, так мне было просто, понятно, и мне нравилось.
Потом приехал на семинары Нираж Маскара, я не понял, что мне понравилось в его танцевании, но подумал: «А в «нью-йорке» что-то есть» — и за две вечеринки – «всё, перестраиваем бошку» — перестроился «на два». В итоге, когда мы открыли школу, то преподавали касино, которое я ненавидел. То есть, когда у меня был выбор, что танцевать, сам я танцевал «на два».
И потом, когда я уже преподавал года три, появился человек, который мне задал определённую волну, и я задумался, правильно ли я оцениваю вещи. Это был Семененко, которого мы тогда привезли с семинарами уже во второй раз, и с которым чуть не подрались на тему, чья энчуфла лучше…
Лена: Они спорили. Помню: уже утро, спать хочется, а они тут друг друга толкают в ведение.
Денис: Это я к тому времени несколько лет преподавал, и у меня уже было, наверное, три методики, как это научить. А сейчас у меня за спиной их уже с десяток.
В итоге я стал в себе разбираться, сделал всё совершенно не так, как Лёша Семененко, но благодаря ему поймал струю. И то, что меня до этого бесило, я пересмотрел и вырастил в себе с нуля.
То есть ту концепцию, которую мы сейчас несём, в России нести очень сложно. Потому что в России существует общепринятая «русская сальса» — механика ведения, сама идея танца — когда партнёр танцует девочкой, а девочка просто бегает за мужиком на согнутых ножках. И всё это ровненько, без кача, не в музыку, чтобы ничего не бесило, чтобы спокойно и аккуратно. Грубо говоря, это – сальса 90-х годов — по этим канонам в России до сих пор учат.
Причём, когда я говорю: «русская сальса» — это не значит отсутствие афро и румбы. Но вот я не танцую афро, не танцую румбу, я танцую по-другому. Я не пытаюсь танцевать спокойно, аристократично — я танцую музыку и в музыку. Когда я слышу эту музыку, у меня возникают совсем другие эмоции. Причём «неаристократично» относится ко всем стилям – и к Кубе, и к NY. Сальса – это неаристократичный вид танца в любых её проявлениях.
И своё понимание сальсы всех видов я выстроил сам. В «кубе» сначала был Семененко, потом я поехал на первый TimbaFest, где ни фига не танцевал, а ходил смотрел. Постоянно смотрю огромное количество клипов, причём смотрю до дыр. Мне интересно как танцуют зарубежные танцоры — там музыка и танцы ушли далеко вперёд, так как нет монополистов. Любые монополии мешают общему развитию.
Лена: Потом мы поехали на Guaguanco fest в Испанию. Причём мы с Денисом ведём разные группы, мы – разные люди и у нас до сих пор разные методики, но свою он мне потихоньку прививал. И вот в Испании я убедилась, что Денис прав. Потому что когда кубинцы говорят: «Ты, как чёрная, танцуешь», — это дорогого стоит.
Денис: Кроме того, у меня есть уши. И когда я слышу: «Бум!Бум!бум!» — и мне под это предлагают танцевать плавно, у меня возникает диссонанс. Спасибо моей первой преподавательнице Маше Гавриковой, я ловил кайф от одного взаимодействия. Но потом убедился: это не работает, это мимо музыки, мимо механики, мимо ног, мимо ритма.
Конечно, мне пришлось отказаться от чужих слов, потому что поначалу мы говорили теми словами, которым учили меня. Это было трудно, но мы это сделали. И сегодня мы танцуем по-другому, совсем по-другому.
И я понимаю, откуда это взялось – в те бородатые годы не было видео. У кого-то одного из нас был широкополосный интернет, было скачано штук 50 видео, и они передавались из рук в руки. Некоторые из них я помню до сих пор, хотя там не было ничего шедеврального.
В «нью-йорке» многие вещи у нас в России изначально сняты с Френки Мартинеса, а ведь на самом деле он танцует совсем не как все. При этом большая часть преподов пытается на словах выдать это за стиль Eddy Torres’а, хотя общего там крайне мало.
Сейчас в мире есть куча крутых ребят — Adolfo Indacochea, Juan Matos, из девок — Tania Cannarsa, Amneris и многие многие другие – по сути, это люди, которые танцуют с идеями Eddy Torres’а, иногда их перерабатывают, но они из этой среды. Но у нас в России мало людей, которые смотрели бы на такую механику взаимодействия, на то, как людей качает. И что с этим делать, я не знаю.
Откройте YouTube, посмотрите на известных мировых танцоров, потом посмотрите на российских, сравните. Если у вас есть глаза и уши, если вы копаете в этом направлении, то у вас рано или поздно тоже появится диссонанс и вы увидите то, что я вижу уже очень давно.
Вообще танец – это продолжение музыки. А если я на вечеринках буду ставить всё время колокольчики, вибрафончики, Turn Off The Lights, и сальсатоны то люди всё время и будут искать это настроение (изображает руками бабочку-мутанта).
То есть, у нас касино – это «весело, побежали», а NY – «воздушно». А на самом деле в кубинской музыке гораздо больше настроений, она как правило разная в разрезе одной песни. То есть, новичкам я готов ставить попсу, но если преподаватель не готов развиваться далее этого, мне странно. С другой стороны, кайфовая музыка для «нью-йорка» – это не latin jazz в основе своей, это – музыка, под которую хочется жарить. Когда под неё не жарят ученики – это ещё нормально. Но когда не жарят преподаватели?
Как сделать фест?
— Помимо школы, есть ещё и опыт проведения мероприятий…
Денис: В начале был один фестиваль — это День Рождения Клуба — “Пятёра”, “Шестёра”, “Семёра” (которая, кстати, начнётся через неделю 28-го апреля). А фестиваль, который взял в этом году приз за «Открытие», на самом деле появился позже – это «Rostov For Fun Fest». И пока мы их делали я понял следующую закономерность.
На «Пятёру» мы придумали: «Надо позвать группу», — и позвали московских кубинцев. Не могу сказать, что это – мегазвёзды, но на том уровне, на котором они здесь играли, они сыграли охренительно. Но с точки зрения рекламы живая группа – это никак. Ну, или, по крайней мере, я не знаю механизма, как на живую группу привести не триста человек, а пятьсот. Или заставить людей заплатить не по пятьсот рублей, а по тысяче. А расходная часть на них зашкаливает и сжирает бОльшую часть бюджета.
И я сделал вывод: глупо делать мероприятие, заточенное под живую музыку. Люди должны хотеть приехать на мероприятие, а живая музыка, если это возможно, должна быть дополнением. Потому что как только люди идут специально на живую музыку, они придут два раза, а потом ходить перестанут.
То есть, мероприятие должно быть кайфовым само по себе, там должна быть своя изюминка: «вот я приеду туда и получу массу удовольствия». А живую группу я с удовольствием позову тогда, когда они будут стоить мне процентов пятнадцать бюджета. А пока они — сорок-пятьдесят, я их не позову, потому что это – моя работа, и я не хочу работать в минус.
А ещё у нас проблема, что усилиями разных организаторов народ у нас зажрался, если можно так выразиться. То есть, «если это не «Mambo Legends» или не «Timbalive», зачем уже ехать?» Организаторы сами задали очень высокую планку, а теперь не могут её переплюнуть – остаётся только здоровье класть и квартиры продавать… Мы сами это прошли, когда делали «Пятёру» два года назад.
Тогда мы хотели сделать весь спектр настроений – и сделали. Было триста человек на танцполе, они испытали всё. Но и мы вложились туда неимоверно. То есть, месяц после мероприятия я и вся команда ползали, как зомби. Мы тогда ушли в минус. Это на самом деле важно: ты должен планировать плюс. Что в итоге получится – другой вопрос, но ты должен настраивать всё так, чтобы выйти в ощутимый для тебя плюс. Я часто слышу от организаторов после мероприятий — “главное чтобы не в минус” — это не адекватно. Нет никакого героизма в этом.
Лично я хочу поехать на мероприятие, после которого приеду с горящими глазами, с физической и моральной возможностью что-то делать. Но после той «Пятёры» желания творить у меня не было. И мы сделали из этого выводы. На «Шестёру» мы сказали себе: «Мы не пытаемся победить всё, а делаем просто хорошо». И вышло на порядок круче. А самое главное – наутро после мероприятия я встал и сказал себе: «Я хочу делать фестиваль». И мы сделали фестиваль, за который получили приз.
У нас два разных мероприятия, но они с разным настроением. Если от фестиваля я хочу, чтобы люди на нём набесились, увидели что такое настоящая сальса, поймали ощущение драйва, то от дня рождения я хочу, чтобы люди собирались творить, подружились, стали семьёй. И то, и другое делаем мы, но послевкусие разное.
Шоу-номер как спектакль
— Мы выяснили, как сделать фест и школу там, где они уже есть. Остался вопрос, как сделать идеальный шоу-номер.
Лена: Ещё до попадания в сальса-тусовку я сама ставила номера и много в номерах танцевала. И вот в сальсе, причём в разных странах, и в номерах разного уровня меня часто коробила одна вещь. Почему народ на сцене просто отрабатывает технику и музыку? Очень часто в номере мне не хватало какой-то идеи. Иногда номер делается за счёт того, что в сальсу добавляются движения каких-то ещё стилей. Я совсем не за то, чтобы «из сальсы делать несальсу», но нужно добавлять какую-то идею.
Номеров я вообще ставлю много. Но «для большой сцены» что в наших «Зебрах» для White Nights, что в номере для краснодарского Salsa Ring’а, что вот сейчас, для SNA, идея всегда присутствовала.
Она может возникнуть не с самого начала. Здесь сначала была композиция «Tito Puente on timbales», а потом стали возникать образы. Но когда я смотрю номер как зритель, мне важно, чтобы было какое-то развитие, кульминация и развязка – к чему это всё было вообще. Может быть, это какие-то законы сцены, которые остались в голове с тех пор, как я училась на хореографа.
Когда люди просто жгут – например, супертехнично отрабатывают футворк, — это, наверное, тоже хорошо; но тогда это должны быть супертанцоры. А когда вышли – зажгли – и дальше ровно, – номер смотреть скучно. После номера на SNA к нам подходили люди и говорили: «Вы устроили целый спектакль!»
И ещё я отталкивалась от людей. Когда номер массовый, идею больше выражаешь средствами рисунка, музыкой. А пять человек – это малая форма; здесь важно, чтобы играл каждый. Были подобраны девчонки, каждая из которых яркая сама по себе, и каждая играла саму себя. Я даже никому не говорила: «Вот здесь сделай такое выражение лица». Ну, кроме общих моментов. И так здорово получилось, что вынашивала я его давно, потому что по ходу рожала сына и входила в форму. А за это время как раз пришли девчонки, которые нужны. Правда, по технике исполнения этот номер ещё чистить и чистить.
А ещё я очень люблю идею буткэмпов – когда люди собираются, перенимают друг от друга навыки, когда за какое-то время становятся командой. И я всегда говорю, как важно прокачивать соло, всем — и девочкам, и мальчикам. Хотя мужчины этого и не любят и говорят: «Я буду просто девочку водить». Потому что должна быть своя физическая форма, своя пластика, которую ты привнесёшь в пару; если этого всего нет, в паре не будет диалога.
И ещё в постановке номеров очень важную роль играет Денис. Потому что нужен какой-то сторонний человек, который посмотрит на всё и скажет: «Вот тут надо переделать». Правда, я иногда потом забываю, что он сказал, и делаю по-своему, но чаще всего он даёт весомый толчок к переделке.
Денис: А самый хороший номер – это тот, который тебя на что-то потом вдохновит. Таких номеров я помню немного.
Лена: Когда Наташа Сиренко потом пишет: «Ой, вот теперь самой интересно поучаствовать в конкурсе». Или когда люди пересматривают его по многу раз. В общем, это такой маленький спектакль, кусочек жизни, к которому приятно возвратиться.
